Счастливая женщина

(Продолжение. Начало в № 15, 16 от 11, 18 апреля)

- ВЕРА, идите в дом, принесите пузырёк валерьянки, стакан и ведро воды, непременно холодной.

- Я мигом, - рванулась с места Вера. - А зачем ведро-то? - и не дождавшись ответа, побежала в дом.

Он смотрел на её осунувшееся в одночасье лицо, на опущенные руки, на потухший взгляд и вспоминал, как она была весела ещё утром, как светились её глаза, и сердце его разрывалось от боли.

"Как же так? Как можно так поступить с ней, с этим хрупким созданием. Да ведь она такая ранимая, такая нежная..." Его размышления прервало громкое дыхание Веры.

- Вот! Валерьянка, стакан, а вот ведро с водой! - выпалила она.

Вениамин Петрович взял валерьянку, зачерпнул стакан воды и поставил в сторону. Затем крепко обнял Любу за плечи и громко скомандовал:

- Лейте!

- Чего? - открыла рот Вера.

- Лей, говорю, из ведра прямо на нас.

- А, поняла, - протяжно произнесла Вера. - А зачем?

- Лей, тебе говорю, без разговоров!

Вера подняла ведро воды и с размаху плеснула на Любу и доктора, который крепко держал её за плечи. Действительно, помогло. Любаша громко вздохнула, рванулась было вперед и вскрикнула.

- Да ты что, Верка!

- Ничего, ничего, всё нормально, Любаш, так доктор велел.

Вера, бросив пустое ведро, обняла Любу и прижала к себе. Та уткнулась ей в плечо и громко зарыдала. Вениамин тем временем открыл пузырёк, накапал валерьянки в стакан и протянул Вере, давая знать, что когда Люба поплачет, чтобы выпила лекарство. Люба стояла к нему спиной и даже не видела намокшего и перепуганного доктора. Он молча развернулся и пошёл к себе. Мокрый и злой на негодяя мужа.

Он оставил их, зная, что женщине надо обязательно выплакаться. На следующее утро Люба пришла на работу заплаканная, с опухшим лицом. Она попыталась отпроситься у доктора с работы, но он не отпустил.

- Если не отпустите, я сама уйду. Вам не понять, не могу я сегодня ничего делать. Да разве вы поймете, - махнула Люба рукой, уже было хотела выйти, но строгий голос начальника остановил её.

- Никуда вы не пойдёте. Жалеть себя больше не позволю. Лучший способ прийти в себя и забыться - это работа. Так что сегодня срочно переписать в журнал посещений всех больных, продезинфицировать помещение, а на приёме я сам справлюсь. Вперёд, за работу, - он, громко хлопнув дверью, вышел на улицу и закурил.

Люба послушно взяла карточки, открыла журнал и села за стол. Она долго, бездумно писала, но, действительно, это занятие отвлекло её от тяжёлых мыслей о муже.

Весть о том, что муж бросил Любу, разнеслась по деревне мгновенно. Она больше всего боялась, что об этом узнают дети. Вера настоятельно советовала подруге самой им обо всём рассказать. Но та не решалась. Как она могла им сказать такое?. Бессонными ночами, поплакав в подушку, она часто подходила к их кроваткам, смотрела на их мирно спящие лица и думала: "Как он мог? Ну, ладно меня, а как можно было оставить таких ангелочков?" Ведь даже если бы её, Любу, насильно выгнали из дома, разлучили с ними, она бы жила на пороге, спала бы под их окнами, но никуда не ушла бы. А добровольно оставить их? Такое даже не укладывалось у неё в голове. И если бы он сейчас вернулся, покаялся, она бы приняла его обратно. Ведь детям нужен отец, крепкое мужское плечо, защита.

Иногда она делилась этими мыслями с подругами. На что молоденькая Наденька возмущенно возражала:

- Да разве после такого можно его простить? Что ты, Любаш, совсем себя не уважаешь?

Вера, заступаясь за подругу, отвечала Наде:

- Да что ты понимаешь в жизни, дурёха, молодая ещё советы давать, ведь дети же, им отец нужен, ради них на всё пойдёшь. Не обжигалась ты ещё, Надька, вот жизни и не понимаешь. А ты, Любаша, поговори с детьми и предупреди, если кто скажет про папку плохое, пусть не верят. Придумай, что-нибудь, например, что он на другую работу устроился и не сможет пока приезжать, но потом обязательно вернётся.

Послушав советы подруг, Люба так и сделала, поговорила всё-таки с детьми, но правду сказать не решилась.

Наступила осень, от Коли не было вестей. Вася к которому, как-то заходила Вера, рассказал, что тот живёт с женщиной, всё также выпивает и возвращаться домой не собирается, ведь у него скоро родится ребёнок.

Осенью дети ездили в школу в соседнюю деревню на школьном автобусе. В ту пору в медпункт уже провели телефон. Однажды, ближе к обеду, кто-то позвонил доктору. Он взял трубку и начал разговор. Люба мерила давление одной старушке и даже не обратила внимания на звонок.

После того, как бабушка вышла, Вениамин Петрович подошел к Любе, посмотрел ей в глаза, взгляд его был тревожный и озадаченный.

- Любочка, вы только не волнуйтесь, - неожиданно назвал он её по имени, хотя раньше никогда этого не делал. - Ваш мальчик, Димочка, в школе упал с турника и сломал себе ногу. Его отвезли в городскую больницу. Он сейчас там. Я уже позвонил в город своему очень хорошему приятелю, доктору. Он осмотрел мальчика и сейчас идёт операция. Вы не волнуйтесь, - снова повторил он неуместную в этом случае фразу, - с ним всё будет хорошо, он в надёжных руках. Я сейчас же пойду к председателю. Попрошу машину, и мы поедем к Диме. А вы никуда не уходите, ждите меня здесь. Вы поняли? Это приказ.

Он взял пальто и вышел. А Люба осталась сидеть, перепуганная, ошарашенная и ничего не успевшая осознать. Сидела молча и только всхлипывала. А в душе зарождалось какое-то странное чувство. Вроде бы и беда, но земля не ушла из-под ног. Мужское плечо крепко поддерживало её. И пришла уверенность, что действительно ничего страшного, и всё будет хорошо.

"Да, обязательно будет, - сказала она себе. - Только побыстрей бы увидеть сынишку, обнять его, прижать к себе".

Тут дверь распахнулась, вошел Лёньчик, водитель "Волги", и крикнул в кабинет:

- Поехали, Любань, в город. Доктор в машине ждёт.

Всю дорогу до больницы ехали молча. В отделение детской травматологии сначала вошёл Вениамин Петрович, он, как и Люба, был уже в белом халате. Чуть позже Любу окликнула медсестра, давая знать, что и она может войти. Дима лежал в палате с загипсованной ногой. Гипс ещё не высох, поэтому ему нельзя было шевелиться.

- Димочка, - кинулась Люба к сыну, - родной мой!

Мальчик, увидев маму, заплакал:

- Мамочка, все нормально, мне уже не больно, - бормотал он сквозь слёзы. - Прости меня. Я больше так не буду.

- Ну, что ты. Я и не сержусь вовсе.

В палату зашёл доктор. Он объяснил Любе, что завтра утром сделают повторный снимок сломанной ноги, и, если кости стоят правильно, то мальчика можно будет забрать домой, а через десять дней привезти на осмотр. Доктор разрешил Любе остаться на ночь.

Она вышла в коридор проститься с Вениамином Петровичем.

- Спасибо, - тихо сказала она.

- Мне-то не за что, скажите спасибо Виктору Алексеевичу, он всё сделал. Кстати, зовёт меня обратно в город, к себе в отделение. Как думаете, Любочка, может, вернуться?

- Нет! - вырвалось у Любы только одно слово.

Это "нет" напугало её, и она густо покраснела. Он, замешкавшись, робко взял её за руку. Она не сопротивлялась, и вдруг почувствовала, как между лопаток побежали мурашки.

- Спасибо, я тоже так думаю, я, пожалуй, поработаю пока у вас.

Она подняла глаза, и их взгляды встретились. Они ещё с минуту смотрели друг на друга, потом кто-то прошёл по коридору, и Люба медленно убрала руку.

- До свидания, Вениамин Петрович.

Она стыдливо отвернулась и пошла в палату к сыну.

- Я передам Вере Александровне, чтобы она забрала к себе Леночку.

- Да, передайте, пожалуйста, не забудьте. Ещё раз большое спасибо.

ПОКА Дима был дома, Люба взяла больничный. За мальчиком и не нужен был особый уход, ведь он уже достаточно взрослый. Но Любе предстояло в первый раз в жизни самостоятельно подготовиться к зиме. Надо было почистить погреб, пересыпать туда выкопанную картошку, опустить овощи с грядки. Она-то надеялась, что сын поможет, а теперь вот приходилось всё делать одной, хорошо, что ей ещё помогала Вера. Вера договорилась, чтобы Любе привезли дрова на зиму. У той не было на это денег, но с деньгами помог Вася.

- Я потом у муженька твоего в Москве вытрясу. Кстати, ты чего, Любань, на развод не подаёшь? Алименты получала бы, хоть какая бы помощь была.

- Да какие с него алименты, он же неофициально работает. Да и, может, ещё, - она, не договорив, замолчала, самой стыдно стало, что ещё надеется на Колино возвращение. Хотя умом понимала, что он уже не вернётся, сердцем продолжала надеяться.

- Даже если не алименты, у тебя ж все равно льготы будут, - настаивал Вася. - А если он с новой женой приедет и дом пополам делить начнёт?

- Нет, пусть будет, как будет, а там посмотрим, - сопротивлялась Люба.

Прошло десять дней, Люба отвезла Диму на приём в городскую больницу. Там сказали, что всё идёт хорошо, и через две недели мальчику снимут гипс.

Через несколько дней, когда они остались наедине, и он в очередной раз посмотрел на неё, она всё-таки решилась:

- А вы не жалейте меня, Вениамин Петрович. Жалость - это унизительное чувство. Да, я слабая женщина, но жалости от вас не заслуживаю. Зачем вы меня обижаете?

В глазах доктора промелькнуло недоумение.

- Так вы считаете, что я вас жалею? - медленно произнёс он. - Да, думайте, как хотите.

Он встал и начал быстро ходить по комнате, сложив руки за спиной. Потом резко остановился перед ней и выпалил:

- Хотите знать, что я действительно думаю! - решился, наконец, он - Так вот, да, я вас жалею и не только. Я думаю, что такой старый болван, как я, не должен даже и надеяться... Но я, как мальчишка, как дурак, каждый день, каждую минуту, думаю о вас.

Он замолчал, губы его дрожали, а руки нервно мяли вытащенную из кармана сигарету.

- В общем, я не имею права даже надеяться, вы, вы... - он снова прервал свою несвязную речь и, выбежав на улицу, нервно закурил.

Люба, сама себе удивляясь, была почему-то рада. Она улыбнулась, потянулась на стуле и, напевая под нос весёлую песенку, занялась своим делом.

"Пусть помучается, - почему-то пришло ей в голову, а затем: - разве так можно? О чём ты думаешь? Не смей. А почему не смей? - кружилось в голове. - Почему мне не должно быть хорошо? Я же женщина, что, я разве не могу нравиться мужчине?"

Доктор вошёл в кабинет не один, а с посетителем и продолжил приём, даже не смотря в её сторону.

(Продолжение в следующем номере)