На страницах районной газеты мы неоднократно обращались к истории 1-го гвардейского авиаполка дальнего действия им. Н.Ф. Гастелло, который в годы Великой Отечественной войны базировался около станции Никифоровка. В серии публикаций в 2010 году проследили дальнейшую судьбу этой славной части, вплоть до её расформирования в Узбекистане в 1990-х годах. Однако в истории полка немало страниц, до сих пор остающихся неизвестными нам и нашим читателям. Теперь, благодаря энтузиасту из Брянска Валерию Кожухову и подполковнику запаса Виктору Алёшину, разыскавшим и предоставившим редакции письма и документы, одним белым пятном стало меньше.
Пропавший борт №63
Если одним экипажам 1-го гвардейского авиаполка довелось пройти всю войну и выжить, получив впоследствии заслуженные награды, глубокую признательность современников и потомков, то многие другие лётчики погибли в бою или умерли от ран. Судьба некоторых экипажей сложилась ещё более трагично, даже не смотря на то, что некоторым лётчикам из их состава удалось выжить. Одним из таких экипажей командовал гвардии капитан Матвей Ксенофонтович Журавлёв, кавалер орденов Ленина и Красной Звезды.
9 мая 1943 года тяжёлый бомбардировщик ТБ-3 с бортовым номером 63 поднялся с аэродрома Никифоровка и взял курс на Брянск, занятый в то время фашистами. Целью налёта был собор в центре города, превращённый врагами в важный военный объект. Оставшиеся на земле товарищи возвращения экипажа Журавлёва так и не дождались. «В ночь с 9 на 10.5.43 не вернулся с выполнения задания», — значится в именном списке безвозвратных потерь начальствующего и рядового состава частей 5-го авиакорпуса дальнего действия, в который входил 1-й гвардейский полк. Лишь много времени спустя стала известна судьба пропавшего самолёта и всех, кто находился на его борту.
В экипаж не вернувшегося с задания ТБ-3 входили восемь человек. Это командир корабля гвардии капитан М.К. Журавлёв. Пилот — младший лейтенант И.П. Буря. Младший лейтенант И.М. Демидкин, штурман корабля. Сержант В.И Рычков, воздушный стрелок-радист. Техник-лейтенант Я.Ф. Кисленко, борттехник. Старший техник-лейтенант М.И. Григорьян, бортмеханик. Воздушные стрелки старший сержант В.Ф. Комиссаров и старшина Ф.А. Прохоров. Шестеро из них погибли в ту же ночь 9 мая, не дожив ровно два года до Победы — день в день. Выжили только удмурт Матвей Ксенофонтович Журавлёв и уроженец Алтайского края Иван Павлович Буря. Подробности об обстоятельствах гибели бомбардировщика мы знаем с их слов.
Рассказ пилота
«Я, тогда 19-летний пилот, сделал 6 вылетов на Сталинград (а всего 17) (…). А вылет на город Брянск в ночь с 9 на 10 мая 1943 года стал роковым. Отбомбившись, мы уже готовились возвращаться домой, но вдруг раздалась стрельба, самолёт затрясло, он перешёл в пике. Штурман Демидкин наклонился вперёд, чтобы стрелку компаса поставить на обратный курс, а потом как-то странно откинулся назад и упал в свою кабину. Вероятно, он был убит.
Командир корабля Журавлёв, вертевшийся в это время во все стороны, осматривая небо и следя за вражескими «Мессерами», «маячил» мне руками. Я никак не мог понять, что с самолётом, и всё пытался вытянуть его из пике, но штурвал болтался, не слушалось управление.
Вдруг Журавлёв перелез через меня и вывалился наружу. Только теперь я понял, что он хотел от меня: он давал руками знаки, чтобы я прыгал, что самолёт падает и его спасти невозможно. Так наш самолёт был сбит.
Я подтянулся руками за козырёк, и мгновенно потоком воздуха меня вырвало наружу. С трудом нащупал кольцо, которое выпало из гнезда, потянул обеими руками — парашют раскрылся. И тут же я загремел по верхушкам сосен, зацепился за одну из них стропами парашюта и повис над землёй», — сообщал Иван Буря много лет спустя в переписке с руководителем группы «Поиск» 41-й школы города Брянска Тамарой Гордеевной Кузиной.
Тем временем горящий бомбардировщик уже рухнул наземь недалеко от берега лесного озера (на этом месте впоследствии был установлен памятник). Остальные члены экипажа были убиты ещё в самолёте очередями «Мессершмиттов» или не успели покинуть самолёт, так как их места располагались менее удачно. Журавлёва и Бурю спасли бронированные спинки кресел, защитившие от пуль. Помогло и то, что в ТБ-3 места командира и пилота располагались в открытой кабине, из которой проще было выпрыгнуть.
К счастью, до поверхности зацепившемуся за дерево лётчику оставалось недалеко. Раскрыв замок, он освободился от строп и спрыгнул на землю. Как он сам признавался впоследствии, тишина леса после рёва самолёта показалась младшему лейтенанту могильной. Иван Буря, ничего не зная о судьбе товарищей, сразу же принял решение двигаться на северо-восток, к далёкой линии фронта. Бегом пересёк какую-то железнодорожную линию и снова углубился в лес. День переждал в чаще, просидев на кочке, а с наступлением темноты пошёл дальше.
В брянских лесах
Весна в тот год стояла сырая и холодная, да к тому же лётчик часть пути шёл по воде, чтобы сбить со следа собак, если их пустят за ним в погоню. В итоге меховые унты промокли и раскисли, идти пришлось босиком.
«Встречал в лесу выжженные деревни. Вернее, место от них и кое-где печки стоят, а стен нет (…). В одной из таких печек — какая-то аккуратная, закрыта заслонкой — я открыл, и там, в белом узелке, жменька пшена. Так я его проглотил, не почувствовав, и это было всё, что ел за неделю», — с горечью вспоминал Иван Павлович.
Путешествие растянулось на целую неделю, но завершилось не так, как рассчитывал молодой пилот.
«Ночь, темнота, холод. В желудке у меня за это время ничего не было. И вдруг на фоне чёрного неба я увидел силуэты двух человек с оружием и услышал родной русский говор. Радость охватила меня. Наконец-то я вышел к своим. Наверно, партизаны. Пришлось обнаружить себя, спросить:
— Кто вы?
— Свои, свои! Выходи, — услышал я в ответ. — Мы отведём тебя куда надо.
И привели в землянку (таких бугорков — землянок — оказалось немало в этом месте, и обнаружить их было непросто, верх их был наравне с землёй). У моих сопровождающих голоса были радостные, возбуждённые. А, переступив порог землянки, я обомлел. За столом сидел немец», — вспоминал лётчик.
Как выяснилось, встретившие Ивана Бурю люди оказались власовцами — изменниками, служившими фашистам и помогавшими истреблять собственный народ. За пленение лётчика они получили премию. А для него с того дня начались бесконечные месяцы и годы неволи, наполненные унижением, болью и лишениями. Поначалу ему оказали медицинскую помощь, так как ноги пилота были сбиты в кровь и изранены многочисленными занозами. Но под позорное знамя власовцев он встать не захотел. А с пленными, не пожелавшими изменить Родине и перейти на сторону врага, нацисты обращались с чудовищной жестокостью.
Участь командира
Матвею Журавлёву (кстати, сам он предпочитал называть себя Михаилом, так как настоящее имя считал неблагозвучным) повезло ещё меньше. Покидая горящий самолёт, он обжёг руки. При раскрытии парашюта, в момент динамического удара, стропы самортизировали и командира корабля подбросило вверх. В итоге он запутался ногой в одной из лямок, а освободиться уже не успел, так как высота была небольшой — лётчики покинули машину буквально в последние мгновения.
Мягко приземлиться в таком положении Журавлёв не мог — он так сильно ударился спиной о ствол дерева, на котором повис парашют, что изо рта и носа у него хлынула кровь. Гвардии капитан потерял сознание, а очнулся уже в плену у фашистов.
Состояние его оказалось тяжёлым — у раненого лётчика началось заражение. Но немцы, которые были не прочь заполучить в пособники офицера дальней авиации (избавиться от документов и наград у него, естественно, возможности не было), долго его лечили и сумели поставить на ноги. А когда поняли, что предателем Журавлёв всё равно не станет, отправили его в концентрационный лагерь.
«Папа несколько раз пытался бежать, но его ловили, пытали, мучили, били и пересылали каждый раз в лагерь более строгого режима.
Так он прошёл всю Белоруссию, Польшу, Германию. Последним его лагерем был Дахау, о котором папа говорил, что страшнее только ад. Там его освободили американцы», — писала со слов Матвея Ксенофонтовича его дочь Любовь Пархомчук в 1997 году, когда самого Журавлёва уже не было в живых.
Встреча в аду
Похожая участь ждала и Ивана Бурю. После долгих злоключений он также оказался в одном из лагерей смерти в Германии, откуда его вызволили союзники и помогли вернуться домой.
В другом концлагере, в польском городе Лодзь, в годы германской оккупации называвшемся Лицманштадт, Иван Павлович встретился со своим командиром.
«Находясь в карантинном отделении, я как-то подошёл к проволочному заграждению, отделявшему от общего лагеря. Я услышал радостный возглас:
— Ваня! Это ты?! А я думал, что ты погиб!
Это был Журавлёв. По его щекам текли слёзы. Мы оба плакали», — признавался ветеран в своём письме.
Некоторое время оба лётчика содержались вместе, но вскоре их развели по разным лагерям, и на Родину они возвратились по отдельности и в разное время.
По свидетельству дочери капитана Журавлёва, её отец после плена вернулся к своим и продолжал сражаться до конца войны, а 9 мая был арестован и отправлен для проверки уже в советский лагерь. Видимо, Любовь Матвеевна что-то перепутала, так как концлагерь Дахау, где нацисты ставили над заключёнными медицинские опыты, был освобождён американцами 29 апреля 1945 года, всего за десять дней до окончания войны. А его узники находились не в том состоянии, чтобы немедленно вернуться в ряды действующей армии. К тому же, в карточке, которую заводили на каждого военнопленного, значится, что Матвей Журавлёв прибыл на проверочно-фильтрационный пункт НКВД только 22 июня 1945 года.
Но, как бы то ни было, Матвей Ксенофонтович сумел доказать, что Родину не предавал, а в плен попал по стечению обстоятельств, и вскоре его отпустили. Однако путь в небо и ему, и Ивану Буре оказался закрыт.
Возвращение на Родину
В СССР сталинского времени побывавших во вражеском плену власти, мягко говоря, не жаловали. Если значительная часть прибалтийских эсэсовцев, зверства которых ужасали даже немцев, не получили после войны даже символических сроков заключения, то многие из воинов Красной армии, и без того хлебнувшие горя в немецком плену, впоследствии сгинули в сталинских лагерях. А уж унижения и ущемления элементарных прав досталось сполна каждому из них. Не стали исключением и выжившие члены экипажа злосчастного ТБ-3.
М.К. Журавлёву, служившему в военной авиации с 1933 года, совершившему 204 боевых вылета, награждённому орденом Красной Звезды и орденом Ленина (одним приказом с А.Н. Боднаром), разлука с небом далась особенно тяжело.
«Для него началась новая жизнь после войны. Он, бесконечно влюблённый в авиацию, понял, что никогда уже не будет летать. Никто не брал бывшего пленного на работу. Отец переквалифицировался, трудился на самой тяжёлой работе. Он, образованный, грамотный человек, кем только не был.
Потом наступила «хрущёвская оттепель», ему стало немного легче, а затем его жизнь стала налаживаться. К концу жизни папа руководил всей производственной базой Гидрометцентра СССР», — вспоминает об отце Любовь Пархомчук.
Матвей Ксенофонтович Журавлёв скончался от сердечного приступа в 1980 году, оставив после себя единственную дочь и двух внуков. А его младший боевой товарищ Иван Павлович Буря ещё в конце 1990-х годов проживал с супругой в Семипалатинске, имел двоих детей, внуков и правнуков.
«Вернувшись домой, узнал, что две похоронки на меня получили мои родители, а алтайская районная газета не так уж давно включила меня в «Книгу Памяти».
Но я жив!!! Жив всем смертям назло. Так судьбе угодно было распорядиться.
После возвращения пытался вернуться в авиацию, но не удалось: у меня не было нужных документов (лётной книжки), расположение полка я не знал и запрос сделать не мог. Ещё в школьные годы я увлекался рисованием, вот и решил посвятить себя этому делу. Закончил Алма-Атинскую художественную студию, был (…) тарифицирован художником-оформителем I категории и в этом качестве проработал до выхода на пенсию в 1983 году», — писал Иван Буря в 1997 году.
Шестеро погибших членов экипажа Журавлёва захоронены близ города Брянска. На месте их гибели установлен памятник
(Номер борта на памятнике содержит ошибку — лишнюю единицу: "163". В годы войны самолётам присваивали только двузначные номера, — прим. В.Н. Алёшина.). Он находится примерно в 20 километрах от города, на берегу озера Ковшовское. Там же захоронен экипаж ещё одного ТБ-3, сбитого в тех местах. Иван Павлович Буря всё-таки побывал на месте гибели своих товарищей в 1997 году благодаря активной помощи Т.Г. Кузиной. Вместе с ним цветы к памятнику лётчикам возложила и Г.М. Григорьян, дочь бортмеханика М.И. Григорьяна. Жив ли И.П. Буря в настоящее время, нам не известно.
Наша справка
Тяжёлый бомбардировщик ТБ-3 разработан в ЦАГИ в 1930 году под руководством конструктора Андрея Туполева, а в 1932 году принят на вооружение. Гражданская модификация этого самолёта имела обозначение АНТ-6.
Машина оснащалась 4 поршневыми двигателями, размах крыла 39,5 метра, скорость её немного не дотягивала до 200 километров в час, практическая дальность — 1350 километров, а боевая нагрузка достигала 5 тонн. Экипаж — 6-8 (иногда до 11) человек. ТБ-3 вооружался несколькими пулемётами калибра 7,62 миллиметра. На тот момент был крупнейшим в мире серийным самолётом.
ТБ-3 задействовался почти во всех военных конфликтах с участием СССР 1930-х — первой половины 1940-х годов. Хорошо показал себя в операции против японцев на Халхин-Голе. Но к концу 1930-х морально устарел. В 1939 машину собирались снять с вооружения, однако сначала Финская, а затем Великая Отечественная войны помешали это сделать. Фактически ТБ-3 прослужили до 1946 года, хотя уже с лета 1943-го их начали заменять в действующих частях более современными Ли-2 и отправлять в тыл для использования в учебных и транспортных целях.
Материалы предоставлены подполковником ВВС в отставке В.Н. Алёшиным.
Использованы фото с сайта retrovtap.ru