“Я счастлив, что являюсь наследником М.С. Щепкина” - это высказывание принадлежит нашему знаменитому земляку, артисту Малого театра Николаю Александровичу Анненкову. Из прожитых им 100 лет 80 он посвятил искусству. За свою артистическую деятельность был удостоен множества наград: звания “Народный артист СССР”, трижды лауреата Государственной премии СССР, четырежды - ордена Ленина и Золотой Звезды Героя Социалистического Труда, из рук Президента получил орден “За заслуги перед Отечеством”, на котором изображен двуглавый орел - символ нынешнего и того государства, в котором он начинал свою жизнь...
Сегодня мы предлагаем вашему вниманию, уважаемые читатели, с некоторыми сокращениями одну из глав его воспоминаний, которые были записаны Любовью Лебединой в конце ушедшего ХХ века. Они вошли в книгу “ХХ век и столетие”, посвященную 175-летию Малого театра, 190 -летию театрального училища имени М.С. Щепкина и 100-летию народного артиста СССР Н.А. Анненкова и ставшую раритетом.
Искусству никогда
не изменял
Мне постоянно кажется, что я впервые вышел на подмостки и сдаю экзамен, от которого зависит моя дальнейшая судьба.
У каждого человека есть свои учителя. У меня они тоже есть - это Михаил Семенович Щепкин, Константин Сергеевич Станиславский и Иван Петрович Павлов с его второй сигнальной системой. На моем письменном столе лежат их труды, а на ночь я обязательно перечитываю дополнение к третьему тому Станиславского, где он пишет: “В течение всей своей жизни я добивался только трех вещей: самочувствия, перспективы и задачи”. Вот и я занимаюсь тем же. Все изучаю, пробую и конца этому не видно. От этого плохо сплю ночами, после спектакля никак не могу успокоиться - кажется, что не так сыграл. А когда все же вижу сны, то чудится, будто выхожу нас цену, а роли не знаю.
Раньше во время летнего сезона Малый театр делился на несколько составов. Одни уезжали на гастроли в Киев, Одессу, Харьков, другие выступали на разных площадках Москвы. Я тоже играл в одной из таких групп в деревянном театре в Парке культуры имени М. Горького. Прихожу я однажды на спектакль, где должен был исполнять эпизодическую роль, гримируюсь, а за кулисами какая-то суматоха, возня. Оказывается главный исполнитель на спектакль не явился. Ждем-с! Публика волнуется... А его все нет и нет. Начали спектакль без него, думали вот-вот подойдет... До второй картины дошли - нет героя...
Администратор подходит ко мне: “Сыграй, Коля?” - “Как? Я же ни роли, ни текста не знаю”, -”Ну, сыграй! Мы уже деньги получили, и если остановим спектакль, это будет позор для Малого театра.
“Давайте костюм”, - говорю. Мне дают костюм, суфлер начинает читать текст, и тут выясняется, что уже пора выходить на сцену. Делать нечего - иду как на Голгофу (мне предстояло сыграть роль одного из братьев, сражавшихся в разных армиях: в белой и красной). Вышел на сцену, публика ждет, что будет дальше, а партнер молчит. Ну, я соответственно драматургическому моменту кулаком по столу стукнул, а сам побыстрее к кулисе пошел, где суфлер стоял. Он мне текст шепчет, а я длинные паузы выдерживаю, текст запоминаю, а потом с чувством выдаю. И таких картин было семнадцать! Как я тогда домой добрался - не помню. Только проснулся на следующее утро, смотрю: в сапогах лежу, калошах и пальто... Было мне тогда 30 лет...
Но и сейчас как вспомню, так мурашки по спине пробегают...
...Когда я работаю над ролью, то обычно пробую множество вариантов. Как правило, от чувства отталкиваюсь, впереди идет сердце, потом воля, а затем, еле поспевая, “шепчет” ум. Отец тоже был такой. Больше жил сердцем, чем умом, всем доверял и никогда не обманывал.
Я из купеческого рода Кокиных (Анненков - это псевдоним), тамбовской губернии, села Инжавино. Отец приехал в Москву в 1910 году и привез меня. Остановились на Никольской улице в Славянском базаре, том самом, где в знаменитом ресторане состоялась знаменитая историческая встреча Станиславского и Немировича-Данченко. Помню, потихоньку от отца заказал я в номер большую рюмку смирновской водки. Выпил эту водку, а жидкости во рту не почувствовал. Сухо, только запах ореха ощущаю. Потом отец дал мне на целый день рубль, и я на извозчике поехал в Третьяковскую галерею... А там, где позже был ЦК, тогда размещались амбары Консевской и Куваевской мануфактур. Туда приходили торговые люди и набирали огромные куски материи в долг; за слово купца. Без всяких бумаг. Самое удивительное, что отец покупал аршин ситца за 13 с четвертью копеек, а продавал за 14. Наживая три четверти копейки, он в течение двух лет увеличил дедушкино состояние в четыре раза. Вот такое было купеческое слово! Поэтому, когда меня спрашивают: когда было лучше - тогда или теперь, отвечаю: тогда, до революции - и врали меньше, и корова стоила 7 рублей...
Самое главное в творчестве артиста - это организованное подсознание. Роль, как известно, делается из вдохновения, но этому вдохновению может подчиняться только организованный подсознанием материал. Я бы не пришел к такому выводу, если бы не занимался Павловым. Конечно, все заключается в самочувствии артиста, и если он счастлив, то это счастье передается и зрителям. Я, например, счастлив, что являюсь наследником Щепкина! Счастлив, что стою на сцене Малого театра и играю до сих пор! Я счастлив, что публика понимает меня, идет за мною, и это придает мне силы, и я уже не принадлежу себе, а подчиняюсь той неведомой силе, которая ведет меня в искусстве...
Что же касается Малого театра... Мой роман с Малым начался в 20-м году...
В 1922 году поступил в Щепкинское училище. И уже с первого курса я начал играть в спектаклях Малого театра. После десяти лет служения Малому решил уходить. И не потому, что ролей не давали, а просто стало скучно. Хотелось учиться дальше, познавать новое, пробовать себя в неведомом. И тут на мое счастье в Малый театр пришли режиссеры Хохлов, Волков, Сужаков, Дикий - все из студии Художественного театра. Таким образом я начал приобщаться к системе Станиславского, изучать, совмещать с тем, что уже известно. И так, шаг за шагом, осваивал тайны актерского мастерства... А вообще-то познать до конца невозможно, потому что сама психология человека не поддается до конца расшифровке - это бездонный колодец.
Совершенствуя свои роли, я много размышлял о смысле бытия, о вечности, о Боге. У Державина есть такое стихотворение “Бог”, написанное более двухсот лет назад, в котором о человеке сказано так:
Я связь миров повсюду
сущих,
Я крайня степень
вещества:
Я средоточие живущих,
Черта начальна
божества.
Какая колоссальная тема: человек и Вселенная. Как много тем для творчества и как мало у человека времени для их реализации. О том, как скоротечна жизнь, начинаешь понимать только в моем возрасте.
И вместе с тем, чтобы по-настоящему ощущать себя человеком, не следует изменять себе. Искусству я никогда не изменял, оно не может быть ко мне в претензии, а вот близкие могут быть в обиде: я мало давал им как брат, как отец и как муж.
