Окончание. Начало в №6.
На Заводскую приехала молодая семья. Такая молодая, что люди, глядючи на неё, качали головами:
- Сам-то парнишечка, она - девчонка совсем. А уж с дитём! Совершеннолетние хоть супруги-то?
Вскоре выяснилось: мужу восемнадцать исполнилось, а жене только-только будет. Но в ЗАГСе зарегистрированы, и дитё законное. Зовут супругов Иван и Татьяна Семёновы, дочку их семи месяцев от роду - Полинкой. Выяснилось и другое: никаких родственников молодые не имеют, а хозяева из них - хуже некуда. Огород запущен, младенец неухожен, в магазине Татьяна покупает лишь консервы, хлеб да молоко…
Баба Луша крепко рассердилась на Семёновых: прежде всего, из-за неухоженного младенца. Постукивая своим батожком отправилась в гости к молодым. А потом пришла к тёте Лиде:
- Вот что, Лидушка, собирай-ка вечерком улицу на собрание.
Собрались. Баба Луша решительно вышла вперёд:
- Доклад, значит, делать буду. Соседи у нас новые объявились. Безрукие - это ещё ладно. Так ведь и безголовые. Помогать им надобно всем миром.
Послышался удивлённый смешок:
- Помогать! Инвалиды они раз
ве? Ванька намедни мопед на двор пригнал - с получки купил. Значит, с голоду не помирают.
Лукерья махнула рукой:
- Вот теперь и помрут - из-за мопеда энтого. Почти все деньги стратили. Спрашиваю: на что, горемыки, теперь жить будете? А они мне двадцатку показывают: вот, мол, сколько ещё денег осталось! Это на месяц-то! Да с дитём! Вы меня послушайте, а потом рассуждать станете. Ванька и Танюшка - обое детдомовки. Денег раньше в руках не держали, сколько рубль стоит - не знают. Готовить их никто не учил. На детдомовской кухне они разве что картошку чистили, а пожарить её уж и не умеют. Ванька - тот ещё может какой гвоздь вбить, а Татьяна - не хозяйка. Ни шить, ни стирать, ни огород сажать. За младенцем ходить - и то толком не умеет. А уж деньгу по-хозяйски в дело пустить - ни та, ни другой такого дела не знают. Пропадут, говорю, без людской поддержки.
Люди хмурились, взваливать на себя обузу никто не хотел. Да и не совсем понятно, чего требует от них неугомонная старуха. Предложили ей скинуться для молодых - поддержать их на первых порах деньжатами, а она замотала головой:
- Что это у вас только копейка на уме? Семёновым не деньги нужны, а то, что их дороже.
Резвый девичий голос со смехом выкрикнул:
- Бриллианты, что ли?
Баба Луша сразу выцепила взглядом в толпе студентку Катерину Шарову:
- Ты, Катька, за сколько бы бриллиантов мамку свою продала? Чего закраснелась? Стыдиться тебе нечего. Рукодельница ты знатная: уж я скоко на твою вышивку завидую. А кто тебя иголку в руках научил держать? Мамка! Помню, как она тебя в пять лет ещё у окошка с лоскутком сажала - куклёшкам платья шить. Прошлым летом на тракторном стане ты поварихой работала. Уж таких щей наши мужики и не едали. А кто тебя готовить учил? Опять мамка. Ты уж с трёх годов картошку худо-бедно ножичком скоблила, в кастрюле поварёшкой помешивала. Вот и спрашиваю теперь: за скоко бриллиантов ты бы своё умение купила, если бы сиротинкой росла? Бриллианты, может, у тебя и были бы, а где учителей, как мамка твоя, взять? Кому такая докука нужна: на чужую девку время своё тратить, месяцы и годы убивать, от собственной семьи отрывать, чтобы та девка всему, что бабьему нашему роду полагается, научилася?
Опустила голову Катерина, но и вздёрнула её решительно через минуту:
- Я, баб Луша, сегодня же к Семёновым пойду. Малышке распашонки шить вместе с Таней будем. Я её научу, а материалу у меня немного есть: я на платье себе откладывала.
- На платье! - заворчала соседка Катерины баба Зина. - Разве ж годится младенцу то, что у тебя на платье! Ко мне сейчас ступай. Сундуки повыворочу: там мануфактуры на сто лет припасено. Поделюсь уж с сиротами-то, или сердца у меня нету?
Заговорила улица, зашумела. А через пару-тройку дней такую опеку над молодой семьёй устроили! Продавщица сельмага Семёновой Таньке тетрадочку принесла. В ней полный список товаров, да с ценами, чтобы ловчее было молодой хозяйке покупки планировать. Поучала ещё:
- Вот кильку ты в томате взяла. Если просто так её съесть, не насытишься, только деньгу зря потратишь. Много ли рыбки в банке на двоих? А ты, Танюшка, суп из неё свари. На два дня обед! Из тушёнки тоже - перво-наперво горячее готовь, а картошку и с огурцом слопаете.
Огурцы требовалось ещё вырастить да в зиму сохранить. Ну да и эту науку Семёновы с помощью поселковых баб освоили. Хоть и поздненько к огородным работам приступили, но на какой-никакой урожай надеяться могли.
Мужики в другом сноровляли: ремонт в домишке затеяли сделать, и молодых пуще всех остальных трудиться заставляли.
Задумали в колхозе рыболовецкий промысел организовать. Озеро рядом, что твой Байкал - просторное. За дело взялись горячо, артель создали, да специалистов по такой профессии в хозяйстве днём с огнём не найдёшь. Вот и опростоволосились. Сколько молоди сгубили любительской сетью с мелкой ячеёй - сказать страшно. А на попятный идти поздно: и план уже есть, и сроки сдачи продукции, и стандарты, и документы всякие, по которым районное начальство отчёты составляет. Закручинились колхозники, зачесали в затылках. Начались разговоры о том, что нужны новые сети, новые лодки… Разговоры правильные, но пустые. У колхоза не то, чтобы средств на все приобретения нет, а самовольничать негоже: разрешение сверху требуется. К тому же, без помощи начальства хорошие заводские сети, пожалуй, и не достать. Кинулся председатель колхоза в ноги областному руководству, то долго думало и в конце концов прислало представителя для разбора полётов на месте. Встречали его сначала в правлении колхоза, потом (уже не ограниченным кругом, а всей общественностью) на озере. Баба Луша, само собой, тут же оказалась. Сколько-то времени присматривалась к молодому, чуть не только-только со школьной скамьи, начальнику. Слушала умные его рассуждения, в которых ничего не поняла, а потому поспешила прояснить ситуацию:
- Подожди, мил человек. Ты мне, тёмной, попросту скажи: будут новые сети, али закругляться нам с этим делом?
Представитель заулыбался:
- Зачем же, гражданочка, закругляться? Не надо. Будете повышенный план давать, может, и сети будут. Но это не сегодня. По-старинке тоже работать можно. Как деды-то наши работали? С них и пример берём!
Баба Луша нахмурилась:
- Это, сынок, ты что ж предлагаешь? Семенное зерно на муку смолоть? Не хлопай глазами, вижу, что не понял. Объясню. Деды твои - мои ровесники. Помню я: в иной неурожайный год ребятишки в избах криком от голода кричали, но зерно, оставленное на посев, крестьяне тронуть не смели. Рыбий малёк - это то же семенное зерно: как можно сгубить его? И ещё скажу. Ты вот на дедовский опыт киваешь, а примеру своих дедов следовать не спешишь. На машине к нам приехал-то? Почто не на лошадке? Сапоги на тебе ладные, а деды твои в лаптях ходили - не тужили. И портфель свой кожаный ты, небось, на холщовую котомку не променяешь. А то не подумал, что от твоей машины, справной одёжи да обутки вреда никому нет, а старые сети в дело пускать - значит, беду кликать. Ты уж, касатик, доложи там, в области, всё как есть. Пущай подумают: гоже ли во время строительства коммунизма нам в лаптях топтаться?
С того ли разговора или с чего другого, а областное начальство кивнуло головой в ответ на просьбы колхозников. Помогать не стало, но и мешать не мешало. Предупредило только, что "в случае чего" голову с председателя снимут. Прослышав про то, баба Луша беспечно махнула рукой:
- Эва, испугали. Безголовых начальников приходилось мне встречать. Но покамест не видала я ни одного председателя, который бы натурально, в медицинском смысле без головы ходил… Бог-то ещё не додумался такое спроворить, чтобы могли люди без голов по белу свету шататься. И не придумает. Опять же, глаза на голове, рот, уши - как без них?.. Нет, председатель, ты не волнуйся. Не снимут голову, разве что выговор какой влепят. Ну или разжалуют в трактористы.
Председателю грядущие выговоры и разжалования тоже не нравились, но слушать рассуждения бабы Луши без смеха он не мог. А когда человек от души смеётся, какие уж тут особые переживания?..
Так и жила Лукерья. Не то чтобы была она особых "философских точек зрения", но очень уж хорошо умела поговорить с людьми на понятном им простом языке, вовремя привести нужный пример из своей долгой жизни, даже припугнуть, если не помогали никакие другие методы воздействия. За это её не все любили, но уважал каждый. А когда умерла она - тихо, со светлой улыбкой на губах, нашли соседи в её комоде сберкнижку с вложенной между страниц запиской: "На эти деньги справить Лёньке Сорокину приданое и отправить учиться в Суворовское".
О своей мечте стать офицером первый поселковый хулиган-безотцовщина рассказал только бабе Луше…
