ОХ, уж эти соседки, настоящие язвы. Только бы позлословить, косточки всем перемыть. За язык не тяни, сами всё выскажут. Да ещё с такой издёвкой в голосе, что мало не покажется. Одним словом, настроение подпортят основательно. Так думала Прасковья Яковлева, женщина одинокая, независимая, себе цену знающая.
Вот и сегодня Прасковья не спеша шла из магазина «Эконом» с пакетом в руках. Покупки немудрёные: хлеб, молоко, фрукты. А всё надо, каждый день требуется. Можно сказать. ни о чём не думала. Наслаждалась славным морозным деньком, скрипучим рассыпчатым снегом, деревьями, украшенными пушистым мохнатым инеем. Погода для души наилучшая: улетучиваются все тревоги и печали, думается только о хорошем. А последнего в жизни Прасковьи, ох, как мало. Только хотела повернуть к своему дому и открыть калитку, которая вела во двор, как услышала окрик:
- Что, Прасковья, людей не замечаешь… Не торопись, отдохни.
Женщина оглянулась.
«Да как же я не заметила людей, вот так задумалась», - промелькнуло в сознании Прасковьи.
Три соседки стояли напротив дома Лидии Матвеевой. Видно, судачили о ком-то. Разгорячённые, взволнованные. Прямо не бабы, а огонь. Того и гляди полыхнёт пламя.
Прасковья поджала тонкие губы, замедлила шаги, подошла.
- Здравствуйте, соседушки. Что скажете? Как здоровье?
- Хорошее, гриппом не боимся заразиться, закалённые. И тебе не хворать, - послышалось в ответ.
- А мы вот решили тебе нервы пощекотать и выговор сделать.
- Что так? - только и сумела произнести Прасковья.
- Ты мать свою помнишь?
- Да вроде помню.
- Вот и понятно, что вроде. А реально?
Это «реально» просто вызвало такой гнев, что Прасковья с надрывом крикнула:
- А ваше какое дело? Что вы везде свои носы суёте? Всё-то вам надо и до всего есть дело.
- Наше дело человеческое, справедливое, - ответили соседки. – Твоя мать, Паша, была почитаемой женщиной в посёлке и уважаемой до невозможности. И портнихой первоклассной. Какие наряды шила! Не хуже современных модных кутюрье.
- Ну и что? – парировала Прасковья.
- А вот то, что надо совесть иметь. И память о близких хранить. Матери нет уже целых пять лет, а ты до сих пор даже портретик маленький на крест не удосужилась повесить. Как это называется? Ведь не хуже других была портниха Юля.
- Сама разберусь, вашего совета не потребуется, - крикнула Прасковья и закрыла за собой калитку. Замечание соседок больно укололо её тщеславие и задело за живое. она вошла в дом и махнула рукой:
- Мне никто не нужен. Я сама по себе. Советчики тоже нашлись.
РАЗОБРАЛА пакет. Поставила на газовую плиту эмалированный чайник в цветочек. Прасковья любила чаёвничать. Благо летом заготавливала разные травы и цветы: мяту, ромашку, мелиссу, ноготки, чабрец, душицу. На дно бокала положила тонкий кусочек лимона и налила заваренный мятой чай. Рука сама собой потянулась к сахарнице. Вспомнила, что в холодильнике есть кусочек сыра. В предвкушении приятного чаепития глаза Прасковьи повеселели, движения стали мягкими и неспешными.
Потом занялась хозяйственными делами: почистила снег на дорожках во дворе, освежила в снегу все коврики из комнат.
Управившись с делами, включила телевизор. Прасковья любила мелодрамы. В воскресенье, например, фильм идёт по четыре часа – не оторвёшься, про всё забудешь. И поплачешь, и посочувствуешь – это ведь какие же испытания на долю героев выпадают… А в конце порадуешься: всё хорошо закончилось. Покой на душе, хоть и от чужого счастья. Но всё-таки оно у кого-то есть.
Прасковья легла вечером пораньше – умаялась за день. То да сё – дел невпроворот. Ночью она просыпалась несколько раз. Была как будто в каком-то бреду. Сон, начавшийся в полночь, казалось, не закончится никогда.
Её мать, высокая и прямая, в ситцевом платье и цветастом платке сидела на нижней ступеньке крылечка и просила:
- Паша, давай сварим суп, так горяченького хочется…
Прасковья замахала руками, открещиваясь от слов матери:
- Сама вари, некогда мне.
Мать огорчённо вздохнула, поправила платок на голове и словно уплыла в синий туман за ивовую рощу.
Прасковья проснулась в холодном поту, начала метаться по подушке:
- И к чему такой сон? Ведь это же было наяву пять лет назад.
Прасковья заснула к утру. И на рассвете ей опять приснилась мать. Опечаленная и очень одинокая, она уходила от дома со словами:
- Не обращай на меня внимания, занимайся своими делами. А я уж как-нибудь…
Сон не давал покоя весь день. Он гнал Прасковью в прошлое, возвращал её туда, заставляя извлекать из памяти, словно разноцветные мозаичные картинки, мельчайшие эпизоды.
Вот Прасковья молодая, красивая, боевая. Делает всё по-своему. Когда собралась замуж за выпивоху Фёдора, мать всячески старалась оградить дочь от беды:
- Не пара он тебе, Паша, не торопись. Ты вон какая ладная да рукодельная. Не засидишься в девках – найдётся твой принц.
Прасковья ответила, дерзко взмахнув длинными ресницами:
- Одна ждала принца, а ей принесли пенсию.
Замуж-то выскочила, да жизнь не задалась: ссоры, скандалы, разборки. Не жизнь, а катастрофа. Вроде, всё есть, а счастье уплыло куда-то мимо в сиреневую даль.
ПРАСКОВЬЯ вспоминала первый год после замужества. Её тогда пришла навестить мать. Она ей даже чай не предложила. Так была расстроена ссорой с мужем. Только упорно поджимала губы и не отвечала на вопросы. А когда увидела слезинки в глазах матери, было уже поздно: она поднялась со стула и ушла.
В конце концов они разбежались с Фёдором в разные стороны.
Её дорожка оказалась неторной, и протаптывать её надо было самой. День – работа на ферме в сельхозкооперативе. Вечером, а то и за полночь – домашние дела. Единственная радость – дочка Настенька. Розовощёкая, пухленькая малышка. Ходила в садик, а когда заболеет – бабушка выручала. Придёт, по дому поможет, обед приготовит. Прасковья воспринимала это как должное:
- Подумаешь, важность какая. Не развалилась. Обязана.
Подрастая, Настенька перенимала все замашки матери. Дерзила, не слушалась, ничьих советов не терпела. Закончила школу. Сразу выскочила замуж, родила девочку. Образования никакого не получила. А это по нынешним временам никуда не годится.
Теперь вот снимает квартиру. А к родной матери и глаз не кажет. Видно, яблоко недалеко от яблони падает.
Пыталась несколько раз наладить отношения с дочерью, да куда там! Холодный, будто свинцовый взгляд серых глаз дочери сразу отрезвлял Прасковью, возвращал на грешную землю. И она напрочь забывала все ласковые и добрые слова.
Когда родилась внучка Алина, несколько раз ездила в Тамбов. Не с пустыми руками. Гостинцы домашние возила, опять же деньги на подарки. Вроде бы всё и ничего, начало налаживаться. Только после последнего посещения, провожая её, дочь вышла на площадку и, прикрыв дверь в квартиру, сказала:
- Мам, Коля сказал, что после твоего приезда Алиночка плохо спит, волнуется, нервная какая-то становится. Ты пока к нам не приезжай, ладно?
Прасковья была огорошена этими словами. Они не укладывались в её голове. Прасковья нашла в себе силы ничего не ответить и, словно больная, припадая на левую ногу, стала спускаться вниз.
В поезде она сидела одна, в самом конце вагона, потому что боялась расспросов, сочувствующих взглядов и слов. А по её лицу катились, словно горошины, слёзы. Они были едкими и солёными, словно вся желчь прожитых лет выходила вместе с ними, заставляя мучиться, переживать, сопоставлять и признавать своё поражение.
Прасковья была далека от философских размышлений. Её беда, как она поняла, была рождена и выпестована ею самой.
А ведь мать говорила:
- Не балуй Настеньку, приучай к труду и уважению к людям. Не сей зла в её душе.
Ох, взвилась тогда Прасковья до потолка, высмеивая мать:
- Замолчи, воспитательница. Чему ты можешь научить? Сама неудачница.
ТОЛЬКО теперь, спустя годы, Прасковья поняла, что мать её была безропотной женщиной, ласковой и душевной. Поэтому люди помнят её, уважительно о ней отзываются.
Да, жизнь – это чаша. Она может быть полной и глубокой, наполненной светом, добром, пониманием. Естественно, что на дне мелкой чаши ютится зло, месть, пренебрежение.
…В конце зимы Прасковья решила сходить на кладбище и по весне что-то устроить с фотографией. Она подошла к могилке, затерянной в углу сельского кладбища, и увидела на массивном кресте аккуратный овальный медальон. С фотографии смотрели ласковые, милые глаза мамы, и добрая улыбка делала очень моложавым её лицо.
- Да кто же это сподобился сделать?
Растерянность, удивление настигли Прасковью. Она была задета за живое. От волнения у неё задрожали губы. Не пойдёшь же расспрашивать об увиденном по домам. Сочтут за пустую бабёнку.
- А, может, я и впрямь такая, - раздумалась Прасковья. Еле живая дошла домой.
Вечером она включила канал «Спас». И её сердце замерло от простой фразы, наполненной такого глубокого смысла: «Почитай родителей своих, и будет тебе благо».
Прасковья начала вспоминать, слышала ли она её раньше или нет.
Наверное, нет. Раз через годы испытала на себе закон бумеранга…
