Раз поехали Пётр с Настасьей на базар. Автобус в Ильиновку не захаживал, асфальт от неё в стороне лежит, и поехали они на лошади. Лошадь взял у Лёшки, внучатого племянника, который тот с колхозной конюшни, перед её развалом, привёл: содержать лошадей колхозу не на что стало, вот и распродали их по народу. Пётр, может, тоже обзавёлся бы, но годы не такие, а Лёшка - мужик в силе.
На базар поехали с яблоками, помидорами да ещё кое с чем с саду-огороду - чего добру пропадать! В иные годы не поехал бы, нужды не было, обходились как-то, а гут надумали - нелегко стало концы с концами сводить. Пенсии уходили у них как вода сквозь песок на заезжих коммерсантов - то колбаски возьмут, то селёдочки, а то и сладостей. Вроде едоки оба не больно какие, а глядь - денег нету.
Поехали в райцентр напрямую, где в давние годы дорога конная была, через балку, потом полем, ещё через балку, ещё полем, через Козловку, потом опять полем, через Ухтинку и снова полем до самой Раксы.
Едут, поговаривают. Вроде ни о чём, а получается обо всём, много дворов ильиновских перебрали - и какие остались, и каких уже нету. Ильиновка - деревня большая была, людей прошло через неё - не сосчитать.
Ехали вот так ехали, да и...
- Ты помнишь? - повернувшись к Настасье, сказал Пётр.
- А ты помнишь? - вопросом на вопрос отвечала Настасья.
Оба улыбались. Они знали, о чём говорили намёком. Свидетелей не было, но распространяться не стоило, это лишнее.
* * *
На службе отгромыхал Пётр аж семь с половиной годов - в сорок втором ушёл на войну, а возвращался лишь в пятидесятом. Ехал, думал, какой предстанет пе-ред ним Ильиновка, кто его встретит в живых. Один он был у матери, да и та не дождалась, померла от глотки. Избёнка у них старая была, без хозяйки, поди, развалилась. Как о смерти матери получил известие, так ничего больше и не знал о деревне.
Ехал, думал: вот приедет в Ильиновку, осмотрится, выберет себе жену - выбор-то есть, вон сколько девок было! - и будет жить-поживать, добра наживать. Мужик он крепкий, работы не боится, так что будет в доме и порядок, и достаток.
Доехал до станции своей Раксы и пошёл по улице в центр. День был воскресный, базарный, вот и решил заглянуть на эту толкучку, может, своих кого увидит.
Так и вышло. Прямо рядом с базаром, у ларька, столкнулся с одногодкой Симкой.
- Петька!
- Симка!
Обнялись, как водится, земляки ведь. От Симки попахивало - успел выпить.
- Приехал?
- Ага. Подчистую. А ты давно?
- Давно уж.
- Побазарить надумал?
- Да надумал вот. Баранчика зарезал. Вот баба дала на четвертинку с устали. Эх, земляк, выпить бы нам с тобой за встречу, да я уж один управился.
У Петра в рюкзаке была пол-литровка, он не пожалел, разделил её с Симкой. Сам-то ничего, ещё пять раз по стольку выпил бы, а Симку развезло.
- На чём приехал-то? - несколько раз спросил у Симки, пока наконец не услышал что-то наподобие ответа:
- Да там...
Пётр повел Симку туда, куда тог показал непослушной рукой.
* * *
Тем временем Настасья стояла за прилавком и продавала последние куски баранины. Вот уж и совсем управилась, свернула тряпьё и пошла к своей телеге. Пора б домой ехать, да Симки нигде нету. То рядом с ней стоял, мясо с рубщиком крошил, а тут запропастился куда-то. Подождала ещё немного и вдруг подозрение закралось, и кинулась она скорее платочек разворачивать, деньги считать. И так, и этак перекладывала бумажки - всё равно недосчитывалась двадцатки. Так и есть, стащил, а когда и как - не узрила. Разве только, когда по нужде отлучалась, он кусок продал и не признался.
В задумчивости стояла у телеги и вот наконец появился Симка, облокотившись на какого-то военного мужика. Не обращая на военного внимания, Настасья с ходу сорвалась:
- Парази-и-ит!
И без стеснения - хлесть, хлесть, мужа по уху.
- Кровопивец! Всю душу мне вымотал!
Симка спустился на корточки и ни слова не говорил. Его окончательно развезло.
- И вот так всегда. А ты чей? - вскинулась на военного.
- Ильиновский, - не приближаясь, сказал Пётр.
- Не признаю никак. Наши мужики вроде все дома. А - а, - допетрила наконец, - Петька ты. Где ж это ты подцепил моего расхорошенного?
- Да там.
- Кобеля б на тебя спустить, да в чём ты виноват, даже если и выпивал с ним? Он сам должен думать. Ладно, помоги взвалить его на телегу да поедем домой.
Поехали.
Добрались до Ухтинки. Симка зашевелился, глаза открыл, уставился на проплывающие мимо дворы. Где-то почти посередине порядка потянулся к вожжам.
- Стой, Настя, я тут у своих останусь.
- Зачем?
- Повидаться.
- Кому ты такой нужен? - искренне засомневалась Настасья.
- Это тебе я не нужен, а тут всегда приветят. Последние слова были сказаны вполне серьёзно.
- Ну, вали.
Настасья спихнула мужа на траву, но он не упал, а, покачавшись из стороны в сторону, направился к домам. Настасья не знала никого из Симкиной родни в этой деревне. И поехали они с Петром дальше вдвоём. Баба она была в самых хороших женских годах, да и собой привлекательна. Будто и не навязывалась она ему, будто и не нахальничал Пётр, а вот подпрыгнула телега на кочке, толкнулась Настасья в сторону соседа непреднамеренно, тот подхватил её и не отпускал больше, а она и не старалась вырваться...
В Ильиновке Пётр спрыгнул с телеги там, где хотел. А спустя несколько дней увидались они на улице и Настасья без стесненья и робости предложила:
- Если по нраву - переходи ко мне. Своего я распетушила, насовсем ушёл в Ухтинку.
В Ильиновке редкие случаи были, когда мужик уходил жить к бабе. Петру некуда податься было, избёнка материна развалилась, перешёл он к Настасье, да и прижился. И выпивает он, и порой сильно, но такого отношения к себе, которому был свидетелем на базаре в пятидесятом, не видел.
* * *
Воскресные базары их молодости с нынешним, пятняцким, сравнить было невозможно. Слыхали Пётр с Настасьей, что тут всего до всего, но такое и не представлялось: машины и народ заполонили не только огороженный рынок, но и площадь перед ним, и сбоку, и часть улицы. Поначалу даже не знали, куда лошадь приткнуть, но нашлись добрые люди, посоветовали за кинотеатром к берёзе привязать. Самим же пристроиться среди торговцев не сразу пришлось: только ногу твёрдо поставят, как тут же кто-нибудь:
- Эй, подвинься, тут моё место. Но пристроились, начали торговать, приценившись вначале у других. За ильиновские помидоры и яблоки, успел заметить Пётр, не стыдно было просить деньги. И он просил, хотя потом отдавал дешевле.
Окончание следует.
