Рассказ-быль
Был полдень. Мать сидела за обеденным столом и смотрела на сына, который допивал чай. По мере смены мыслей, взгляд её менялся, как в мультиках. Сын поднял голову и, наклоняя её то влево, то вправо, с интересом посмотрел на мать, затем произнёс:
- А мамины глаза, а мамины глаза всегда глядят... за нами… как там дальше? - спросил он, - с любовью что ли?
- И с любовью, и с надеждой, и с гордостью, и с разочарованием, по-разному, сынок, - вздохнула она и встала из-за стола, собирая посуду.
- Мама, постой, я давно хочу спросить, но как-то всё забываю, - он взял у неё из рук ложку, - откуда у нас взялась такая странная ложка? На ней коричневый налёт, а ручка светлая с красивым орнаментом, металл странный, не могу понять.
- Ложка серебряная, - сказала мать, - за ней большая история. Сейчас отнесу посуду и расскажу тебе о ней.
Мать ушла, а сын со всех сторон стал рассматривать ложку. Когда она вернулась, он уже надраивал ложку солью и говорил:
- Мама, гляди, немножко отчищается.
- Серебро чистят солью и пищевой содой. Это наше наследство. Да, да, именно эта серебряная ложка. Наследство от моей бабушки, а от твоей прабабушки, ложек было шесть штук.
- Мама, а что, бабулька наша была дворянкой?.. Серебро бедные, по-видимому, только чистили… А вот на обороте что-то написано: «Москва ВМ-1», дальше мелко написано, в лупу вряд рассмотришь. Ну, рассказывай историю этой ложки.
- Ну, слушай. Это было в 30-е годы прошлого века. После революции, гражданской войны в стране была разруха, а тут ещё засуха, которая принесла и голод. Больше всего голодали люди в Поволжье. Оттуда шли семьями в наши чернозёмные районы, где что-то да уродилось. Они шли с детьми, маленьких несли на руках и в наших посёлках обменивали на продукты всё что у кого было. Таким манером шесть серебряных ложек попали в семью и нашей бабульки.
Мой дед, а твой прадед, в то время уже работал директором элеватора. Бабушка о своём поступке, за который ей было стыдно, говорила: «Мне эти ложки всю жизнь будут укором, так хотел ваш дед, он запретил их кому-либо отдавать и велел мне ими пользоваться, а сам всегда пользовался простыми железными или деревянными ложками. Это ещё хорошо, что я ему не сказала, что взяла эти ложки у беженки с грудным ребёнком, иначе он меня бы прибил. Дедушка ваш не любил ругаться, один раз скажет, и попробуй не послушать. В этот день он сказал, а я запомнила на всю жизнь: «Я своей жизни не жалел, да и вас постоянно подвергал большой опасности, сражался с бандитами за нищих, как и мы, а ты такое сотворила! Сколько же мы пережили, и неизвестно, что ещё придется пережить. Чтобы это было в первый и последний раз. У тебя дети накормлены, можешь дать что-то беженцам – дай, накорми, но с них и нитки не бери, понятно?»
Я с этих пор варила в два раза больше и подкармливала беженцев, ну и, конечно, давала им, что могла.
Прошло немного времени, люди уже не голодали, но однажды на вашего дедушку завели уголовное дело, так как у него на элеваторе оказалась большая недостача просяной лузги. Теперь-то её не только не учитывают, а выбрасывают, в ней даже курам нечего клевать. А в голод люди её распаривали и ели. И эту лузгу за время голода дед всю раздал беженцам и всем нашим голодающим с окружающих сёл. Время, как вы знаете, было очень строгим, и деду грозил большой срок, а, может быть, и расстрел. И не спасли бы его ни одни заслуги в завоевании советской власти. Помогли ему люди, которым он спасал жизнь, всё те же беженцы, поселившиеся в наших краях, и земляки со всех сел. В райком партии и прокуратуру стояли очереди, чтобы спасти своего спасителя. Конечно, его уволили с работы, и он, уже до конца своих дней, заведовал мелькомбинатом. Но и там, уже в войну с фашистами, земляков выручал, выписывая им атмашку. Вы, наверное, помните, как мы эту шелуху от овса замачивали на ночь, затем протирали через сито и варили кисель. Ваш дед был настоящим коммунистом.
Однажды его товарищ задал ему вопрос: «Ну и что ты выслужил?» Он явно намекал на последние его неприятности и услышал ответ: «А я разве служил этому секретарю райкома? Я служил народу, партии. Такие, как я, завоёвывали советскую власть для всех людей без буржуев. Страну признали, зауважали, смотри, как фашистов бьём, и всё это благодаря единству народа, который вчера в лаптях ходил, а сегодня громит до зубов вооруженного врага. Ну, а такие, как этот секретарь, на которого глупо обижаться, является попутчиком у партии, больше того - врагом народа, я так ему и сказал. Ведь, какая дрянь, прекрасно знает, что я инвалид первой группы, да мне и не раз приходилось у него в кабинете кровью харкать, а он орёт на меня: «Ты почему не поехал в село проводить собрание?» «По какому праву ты орёшь на меня? - ответил я. - Ты, щенок, ещё под стол пешком ходил, когда я советскую власть завоёвывал. Меня, старого коммуниста, с открытой формой туберкулёза посылаешь на подводе в половодье по сёлам собрания проводить. И после этого ты не враг народа?.. По-моему ты об этом даже не догадываешься».
Умер дедушка в 1944 году. Старшая тогда из вас внучка в первый класс пошла. А ведь дед тогда был прав, назвав того секретаря врагом народа. Он не только не пришёл к заслуженному коммунисту на похороны, не выразил свои соболезнования семье, как обязан был это сделать, но даже не выписал, по нашей просьбе, марли на гроб.
- Представляю, как нашему дедуле в этот момент было бы противно на душе. Настоящие коммунисты на смерть шли, а подобные карьеристы порочили всё, что людям было свято, - сказал сын, сжимая крепко в руке серебряную ложку и не замечая этого.
- Да, то, что наш дед был настоящим коммунистом я и без слов бабушкиных знала. Когда он болел, при нём были мы, трое внучат: две девочки почти погодки и один мальчик трёх лет. Деду требовался покой, который ему только снился, а поэтому он девчонок недолюбливал, но трёхлетнего шепелявого мальчишку обожал. Однажды наш дедуля сделал большую ошибку, пообещав, когда он умрет, оставить внуку маленький красненький сундучок с замочком. И с этих пор внук потерял покой, и дед вместе с ним, так как внук по несколько раз в день спрашивал: «Деда, когда ты умрешь?.. Не отдавай сундучок девчонкам». Дед обещал. Когда он умер, радости внука не было предела. Когда открыли этот сундучок, в нём оказался том В.И. Ленина. На этажерке стояли ещё два полных собрания сочинений В.И. Ленина и И.В. Сталина.
Я запомнила, как моя мама торжественно прокомментировала: «Только у настоящих коммунистов в сундуках лежат подобные драгоценности!» В семье наступил траур, только маленький мальчик смеялся, открывая и закрывая сундучок, вынимая из него и опять складывая свои игрушки.
Вот такая история серебряной ложки и одного из периодов нашей родословной со стороны матери. Бабушка, по привычке пользовалась этой ложкой, а остальные, по-видимому, разошлись по другим детям.
- История интересная... А ты знаешь что-то о молодости наших бабушек и прабабушек, а дедушек и прадедушек? - сын и вопросительно посмотрел на мать.
- Я жалею, что мало расспрашивала родителей об их жизни и жизни их родителей, но кое-что знаю. Хочешь, расскажу всё о том же дедушке, когда он был молодым и ничего ещё не слышал о революционном движении, расскажу о его женитьбе?
Итак, женили и отдавали замуж тогда, в основном, по решению родителей, так как семьи были большие и, чтобы в них не было анархии, главами семьи были отцы. Однажды мой прадед сказал: «Собирайся, сын, поедем на погдяделки. Говорят, в таком-то селе есть девка на выданье. Если понравится, будем сватов засылать». Мой будущий дед ответил: «Чего ради ехать в метель?» «Вот и ко времени, а после метели дела ждут», - получил он ответ. И поехали в метель за несколько километров на санях, в тулупах, конечно, в валенках. Приехали, разыскали нужный дом, в сенцах нашли веник, отряхнули снег друг с друга, и, нежданные, ввалились в дом. Поздоровались, познакомились, объяснили цель своего визита, поговорили о том, о сём, обглядели «девку на выданье» и, сославшись на метель, отказались от угощения и засобирались домой. Обратной дорогой отец задал сыну вопрос: «Ну, как девка?» «А я её видал?» - ответил тот. Отец резюмировал: «Хорошая девка, симпатичная и в теле». Затем он какое-то время о чём-то думал и изрёк: «Поворачивай коня, мы забыли выяснить, какие у неё ноги, может она кривоногая». Начался спор: «А тебе-то что, какие у неё ноги? Метель уже дорогу заметает, ещё заблудимся. Она тебе будет, что ли, юбку поднимать?» «Не снегурочка, не растает. Я сказал, коня поворачивай!» И они вернулись. Сын в дом не пошёл. Отец махнул на него рукой, зашёл в дом как был, весь в снегу (не до веника было), велел будущей моей бабушке приподнять юбку и пройтись, хмыкнул и ушёл. Садясь в сани, он произнёс: «Ноги не кривые, поехали». И они поехали.
Дороги почти не было видно. Метель усиливалась, а отец бурчал на сына: «Гляди, и заблудимся, накаркал». Тот молчал. И заблудились, уже сбились с дороги, поняли, когда увидели, что справа едут ещё одни сани им навстречу, их было еле-еле видно. Отец повернул лошадь вправо, а сын сказал: «Ещё одни придурочные несутся».
Затем было сватовство, женитьба, тяжёлый труд и рождение детей. Мой дед был из обыкновенной бедной крестьянской семьи, а бабушка, вообще, была батрачкой и неграмотная. На их молодость выпали тяжёлые годы революции, гражданской войны и разрухи.
В эти годы дед, конечно, оказался в красных. Он был идейным, и его назначили первым секретарём ревкома. Но многие метались: к белым, к красным, к зелёным, к антоновцам, к батьке Махно и т.д.
Много пришлось пережить семье моих дедушки и бабушки. У них родилось двенадцать детей. Судьба у всех была разной, у многих оказалась трагической. Когда бабушка батрачила, почти половину детей она родила в самую уборочную. Нам она говорила: «Вы, как барыни лежите в больницах на каких-то сохранениях, а мы эти больницы и не знали. Один раз я там была, в войну уже, когда мне отрезали палец, я тогда тёркой его сбила. А детей рожали частенько в поле. Бывало, если урядник - человек, даст полежать часа два в копне, а если зверь - оходит вожжами с присказкой: «Развалилась, корова, туча вон, а тебя - приспичило!» А ты утрёшься от слёз и крови, замотаешь ребятенка в исподнюю юбку, сунешь его в копну, серп в руки и работать. Бабы, конечно, выручали друг друга, когда ускачет урядник, одни помогут, другие впереди притормозят, так и работали, так и жили. Наши бабы и дети почти все помогали революционерам.
Нашей семье в гражданскую войну сильно досталось, отец-то Ревкомом руководил. Сам каждый день под смертью ходил, а за семью боялся ещё больше. Сколько раз бандиты выводили меня на расстрел, зимой, босиком, в исподней рубахе. Пытали, гады, дознавались, где скрывается муж. Дадут розг и гонят в конец села, ещё дадут и домой. У всех у них был необъявленный договор не трогать семьи, но издевались. Но однажды, точно бы, расстреляли, видно, хорошо им досталось от красных. Выгнали из дома меня с пятью детьми, годовалого ребёнка я держала на руках. Один из них приказал: «Стройся на расстрел, коммунякское отродье!» Остальные подняли ружья. И тут, вдруг, прискакал на коне их командир и гаркнул: «Отставить! Дети за отца не отвечают!»
Среди нас была ваша мама, ей было восемь лет, а этот бандит был её крёстным, да и он прекрасно знал, что это им не простится, его семья тоже жила в нашем селе».
- Мама, а что же в дальнейшем было с детьми? - спросил сын.
- Разная судьбинушка у них была: 16-летнему сыну бандиты отрубили голову за то, что он красных привёл в село, когда там были бандиты. Ваша бабушка тогда ходила, как помешанная, а старшая дочь, которая видела казнь брата, прикусила губу и позже умерла от саркомы губы и пищевода.
Уже при советской власти моему 16-летнему дяде у школы, где он учился, поставили памятник, и всегда у него принимали учащихся в пионеры. Ну а в 1941 году на войне погиб младший сын в 19 лет, он был артиллеристом. Пятеро детей умерли маленькими от болезней. Оставались в живых четыре дочери. Ну а сейчас живём мы, внуки и правнуки.
- Мама, почему ты никогда нам это не рассказывала?
- Ну, во-первых, не спрашивали, а во-вторых, таких судеб было много. Об этих временах написано много книг и создано много фильмов. Спасибо тебе, сынок. Я, как будто побыла в тех временах со своими ещё живыми родными. Ты знаешь, когда я кого из них вспоминаю, то вижу их лица, думаю о наших встречах, и на душе становится как-то тепло, по-видимому, потому, что дружили, собирались в праздники, помогали друг другу. Скоро самый дорогой для всех праздник День Победы. В этот день я вспоминаю 9 мая 1945 года, и у меня всегда в глазах моя бабушка, которая бегает вокруг дома с распущенными волосами, рыдая, останавливаясь, чтобы обняться с проходящими мимо неё людьми, смеясь и опять плача. Подобную картину можно было увидеть на каждой улице.
- Мама! Ты что? Вытри слёзы. Правильно назвали этот день праздником со слезами па глазах, - сказал сын, положил серебряную ложку на стол и продолжил, - прибери свою ностальгию, наше наследство и давай готовиться к самому радостному празднику - Дню IIобеды, пусть и со слезами на глазах, - и поцеловал мать.
