«Мы проделали большой путь»: дирижёр Юрий Храмов об оркестре «Россияне» и народной музыке

Оркестр русских народных инструментов «Россияне» приготовил для горожан праздничный концерт 26 ноября (0+), посвященный 85-летию тамбовской филармонии и 25-летию пребывания оркестра в её составе. В концерте предполагается участие солистов-вокалистов Нины Неокиной, Марины Леонтьевой, Татьяны Абдулиной, Сергея Гладышева, Павла Гладышева, Катарины Гладышевой; солистов-инструменталистов Анны Семишовой (домра), Ирины Наместниковой (домра), Ларисы Лукиной (гусли клавишные), Алексея Павлова (баян). В исполнении солистов оркестра, лауреатов международных конкурсов Дмитрия Гальцева и Андрея Баушева, зрители услышат концерт-рапсодию для двух балалаек с оркестром композитора Георгия Шендерева.

О концерте и оркестре и долгом пути вместе с филармонией РИА «ТОП68» рассказал дирижёр и художественный руководитель «Россиян» Юрий Храмов.

Справка: Юрий Храмов родился 20 ноября 1947 года в Московской области. Заслуженный работник культуры РФ, заслуженный деятель искусств РФ. Окончил Хмельницкое музыкальное училище по классу баяна, Московский государственный институт культуры (класс дирижирования), ассистентуру-стажировку при Московском государственном институте культуры. Преподавал в Тамбовском филиале московского государственного института культуры (1971–1981), был директором Тамбовского музыкального училища (1981–1985), с 2002 — профессор кафедры народных инструментов ТГМПИ.

— Скажите, почему вы решили устроить ещё один юбилейный концерт, ведь официальное торжество уже прошло 1 октября?

— На большом юбилейном концерте основному составу «Россиян» досталось, страшно сказать, от силы минут двадцать пять на всю программу. И как-то репрезентативно показать себя во всех направлениях, в которых мы работаем, мы, естественно, не смогли. Поэтому ещё до юбилея мы стали задумываться над отдельной программой, которую представит наш коллектив по случаю этой даты. Ведь «Россиян» как составную часть филармонического коллектива надо показывать в большой программе, в которой были бы представлены все репертуарные направления и может быть даже хронология того, с чего мы начинали и чем продолжали. Надо сказать, что мы попали в филармонию в конце прошлого века — в 1999 году. И тоже отмечаем своеобразный юбилей. Мы, можно сказать, старожилы. Так же, как, например, действующий литературно-музыкальный лекторий. Это очень важная форма работы, я считаю. Хотя некоторые относятся к его деятельности с некоторым недоумением. Мол, его время прошло, это можно было 50 лет назад показывать людям,  что есть такая классическая музыка. А вот мне кажется, что сейчас такой лекторий даже актуальнее, чем тогда…

— Почему?

— А вы спросите на улице людей — пусть назовут фамилии нескольких композиторов-классиков. Думаете, они справятся?

— Может и не справятся. Но может быть это и не главное — знать фамилии, важнее чувствовать музыку, любить её?

— Если ты фамилии Шопена, Мендельсона, Шумана, Мусоргского не слышал, а классиком считаешь Игоря Крутого, то о чём вы говорите? От музыки тут тоже плясать не удастся. Поэтому я считаю, что работа лектория тоже очень важна. Думаю, что миссия филармонии — это музыкальное просвещение и воспитание публики в первую очередь.

— А вы какие направления хотите показать в первую очередь на вашем концерте?

— У нас есть своя публика, она достаточно постоянная и даже уже во втором поколении. Нас знают. Поэтому направления совпадают с этапами нашего пути. С чего начинался оркестр народных инструментов? Во-первых, это, конечно, русская народная песня. Это наши истоки, наши корни. Помните слова Глинки: «Музыку создаёт народ, а мы, композиторы, её только аранжируем». Русская народная песня будет у нас представлена широко. И через неё, из неё вытекая, будет Чайковский с романсами в духе русской народной песни. Будет Лядов, который свой знаменитый цикл русских песен для оркестра написал, опираясь на фольклорные образцы. Хотелось бы нашу классику показать —  Николая Будашкина, Павла Куликова, Веру Городовскую. Вплоть до сегодняшних композиторов, которые с нами охотно работают. Например, будет представлен Валерий Кикта с произведением для гуслей. Мы его попросили связать музыку с народными тамбовскими мотивами. Он охотно откликнулся и написал произведение, основанное на старинных крестьянских песнях. Кстати, солировать в нём будут не звончатые, а клавишные гусли…

— Не могу не задать этот вопрос… Мы все представляем себе оркестр народных инструментов как что-то исполняющее фольклор. Но на самом-то деле это не совсем так. Оркестр это тоже такой «инструмент», который может исполнять самый разный репертуар.

— Да, это типичный стереотип. Точнее — неправильное позиционирование. Действительно, мы с первых дней существования нашего жанра опираемся на двух «китов» — академическую музыку и народную. Многим кажется, что русские народные инструменты — это только «Калинка-малинка» (0+), «Валенки» (0+) и всё. А на самом деле — ничего подобного. Я считаю, что в советское время власть очень правильно способствовала развитию нашего жанра и использовала его по максимуму для того, чтобы поднять общую культуру масс. Сейчас некоторые коллеги говорят, давайте откажемся от слова «народный» в названии. Категорически с этим не согласен. Если люди перестанут воспринимать нас как «своих», тогда нам сразу надо закрываться.

— Но если вы не «свои», тогда что же нам остаётся?

— Уверен, что в народе генетически заложено восприятие наших инструментов, этой музыки как чего-то своего, родного. Они слышат балалайку или баян с национально окрашенным интонированием и сразу безошибочно говорят: «Это что-то наше»… Есть инструменты, которые послушаешь и сразу понимаешь — это, например, русский баян.

— То есть вы опираетесь на некий «культурный код», который существует в нашем народе?

— Совершенно верно. Я считаю, что хорошо поставленный народный оркестр — это наш «культурный код», сокровищница менталитета. Если мы не собираем объедки с чужих столов, не пасёмся где-то там по эстраде, по попсе, а несём свою миссию, возвращаем народу свою культуру, то мы действительно оркестр русских народных инструментов…

— За что вы так не любите эстраду? Вы же исполняете и такую музыку?

— Я любил хорошую советскую классическую эстраду и почитаю её до сих пор. Но, вы понимаете, когда, кроме «попсы», уже практически ничего не осталось… Это зачастую просто какое-то издевательство над людьми. Иной раз создаётся впечатление, что дешёвая попса поработила и поглотила всё на свете.

— Не соглашусь с вами. Может быть, телевидение и радио работают «на потребу публике» и часто транслируют что-то не очень качественное, но я считаю, хотя мне это и не нравится, что и попса имеет право на существование…

— Если это уровень Дунаевского, Соловьева-Седова, Мокроусова, Бабаджаняна, Таривердиева, то да. Это классика. Но этого, к сожалению, сейчас нет!

— А вы знаете, что сейчас слушает молодёжь?

— Я выключаю всё, как только что-то вдруг пробьётся!

— Но мне кажется, что в последнее время очень интересуется, в том числе и народной музыкой, народными инструментами. Вы это замечаете?

— У меня появилась надежда и она усиливается сейчас во время специальной военной операции, что мы будем считать себя по-настоящему русскими и ценить свою русскость. Почему они на Западе свои, так сказать, демократические ценности с такой яростью насаждают всему остальному миру, а мы, начиная с 90-х годов, свои ценности не ценили? Вот, начинаем понимать, что мы без этого не мобилизуемся и не победим.

— Так вы видите интерес у молодёжи?

— Вижу сплошь и рядом. Например, на детских концертах когда исполняют подлинно русскую протяжную песню, то дети затихают. Вижу как они с трепетом всё это воспринимают. А когда начинаем играть что-то в эстрадных ритмах — они начинают беситься. Наверное, что-то генетически в русских заложено и ещё не испорчено, и мы делаем на это ставку.

— А вы какую музыку слушаете?

— Мои вкусы специфические. Я вот уже почти 50 лет преподаю и стою за дирижёрским пультом. Что я преподаю? Во-первых, симфонический репертуар. И, конечно же, музыку, написанную для оркестров русских народных инструментов. Потому что я учу «народников». Готовлю их к работе в народных оркестрах и эту музыку они должны знать. А что я слушаю в свободное время? Попсу перестал слушать. Ту советскую и достать невозможно, и включить где-то. Современная попса меня не интересует. Когда я прихожу домой после 18 часов, на телеканале «Культура» часто идут симфонические концерты. Хотя бы вторую их половину обязательно послушаю.

— Вы пришли в музыку не как дирижёр, а как баянист…

— Как дирижёр, поверьте, никто не начинает свой путь в музыке…

— Ваш оркестр создан в 1991 году. Помню это время и хочу спросить — почему вы решили стать дирижёром, а не занялись исполнительством? Это случай такой?

— В Москве, в институте, где я учился, мне повезло — попал к прекрасному педагогу — дирижёру, и он меня заинтриговал, загипнотизировал. Своими возможностями и тем, что могли его студенты-старшекурсники. Они приходили на практику в наш курсовой оркестр, и у меня было впечатление, что они могут всё. Так их научили. Знали, какой должна быть музыка и как этого добиться. Это было гораздо большее, чем позволяли возможности одного баяна. Да и, честно признаться, я не видел себя профессиональным солистом. Просто не верил, что это может со мной случиться. А дирижирование у меня пошло, и через несколько лет я баян уже отставил…

— Управлять оркестром, мне кажется, чрезвычайно сложно. По себе знаю, чаще проще сделать самому, нежели заставить хорошо сделать других. В чём ваш дирижёрский секрет успеха?

— Этот вопрос задают из века в век. Великие дирижёры обычно отмахивались от него одним и тем же ответом — дирижёром надо родиться. Но я отвечу так. Прежде всего, надо абсолютно точно знать, каким должно получиться это музыкальное произведение. И средствами дирижёра, на языке дирижёрского жеста донести своё представление до музыкантов. Причём настолько однозначно и понятно, чтобы оркестр не мог не ответить тебе адекватно.

— То есть вы уже представляете, как должно звучать произведение?

— Да. Иначе я буду только догадываться: «Что-то тут не то…»

— Видел, вы замечаете, если кто-то играет не так как надо и даже сказали, что таким образом всё может пойти насмарку?

— И такое бывает. Сегодня у нас первый раз была новая солистка, например. Она пока не знает этой музыки. И мне надо было дать ей понять, какая она должна быть. Она молодец —  записала, теперь будет изучать и играть всё лучше и лучше. Умелое дирижирование — это точное знание того, что должно быть на выходе и умение добиться этого на языке дирижёрского жеста. И волевое начало непременно должно быть. Как говорил великий педагог Илья Мусин, дирижёр без воли — это как автомобиль без мотора.

— То есть, секрет успеха такой же, как и в любой другой профессии?

— Как в любом ремесле. И ремесло в данном случае не уничижительный термин, а знание своего дела.

— А вы сразу видите, кто ошибается в оркестре?

— Честно? Иногда кажется, что это просто «кто-то там»… Но когда хорошо знаешь музыкантов, то быстрее догадываешься, кто это мог быть. И в какой степени.

— Вы сказали, что музыканты занимаются своим ремеслом. А как вы считаете, у людей, которые собрались в вашем оркестре есть какая-то сверхзадача, помимо того, что они хорошо делают своё дело?

— Я искренне надеюсь на то, что они любят это своё дело. Моё отношение к работе могу описать такими словами — если мне за любимое дело ещё и платят, то я просто счастливый человек. Ансамбль старшекурсником Тамбовского музыкального училища, на основе которого и был сформирован оркестр «Россияне», был по существу, самодеятельным коллективом. Никаких денег никто не получал.

— С тех пор вы проделали огромный путь. Видите сейчас те ступеньки, которые прошли?

— Конечно, если вы послушаете наши старые записи, то поймёте это сами. За первые полгода существования мы сделали всего 10 произведений. Сейчас «освоить» такой объём нам под силу буквально на одной репетиции.

— То есть 30 лет «Россиян» — это сейчас пора успехов и свершений?

— Мы надеемся на это. Ведь даже во время пандемии коронавируса в плане продуктивности у нас был едва ли не самый счастливый период. Это практически «болдинская осень» была…

— Почему?

— Мы только репетировали, добивались друг от друга таких высот, каких не успевали добиться в концертные периоды месяцами и годами…

— А вы до сих пор чувствуете очарование вашей музыки? Или это чувство притупляется со временем?

— Скажу так. Я — человек изнутри оркестра. И этим всё объясняется. Могу сказать, что после неудачного выступления бывает, что не спишь одну ночь, другую, пытаешься понять, в чём ошибка, клянешь себя. А потом опять начинаешь работать и успешная репетиция, на которой главное удалось, придаёт сил. Вдохновляет успех.

— В таком случае, желаю вам успеха на концертах!