Минимум формы, максимум смысла: чем удивляет тамбовчан «Театр на стульях»

Иногда театр рождается не из грандиозных постановочных планов и декораций, а из простой человеческой потребности — не потерять профессию и голос. Так появился «Театр на стульях» Петра Куликова и Ирины Горбацкой, а затем Петра Ивановича и Вячеслава Шолохова. Минимум сценографии — только актёр и зритель. Эта форма словно антипод брехтовскому «эпическому театру», где зрителя постоянно отстраняли от происходящего, напоминая ему: «Это игра». Здесь же — обратный эффект: никакой стены, никакого «вранья» роли. Всё предельно честно и близко, а потому вовлекает сильнее.

Редакция РИА «ТОП68» пообщалась с идейным вдохновителем Петром Куликовым, чтобы узнать,  как родилась идея «Театра на стульях» и что стало главным стимулом начать такой проект. 

Актёр вспоминает, что всё началось, когда его собственный путь в драмтеатре завершился: он ушёл с поста директора. Актриса Ирина Горбацкая оставалась в труппе, но оказалась без репертуара — последние три года ей попросту нечего было играть.

— Для актёра потерянный год — это трагедия, — признаётся Пётр Иванович. 

Тогда они встретились, пожаловались друг другу на пустоту и решили: нужно читать пьесы просто для себя, чтобы не терять профессию и вкус к сцене.

Первой стала работа над пьесой Семёна Злотникова «Пришёл мужчина к женщине» (16+). Автор, по словам Куликова, отнёсся к их инициативе с теплом: 

— Он сказал: я вам дарю эту пьесу, делайте, что хотите.

Первое публичное чтение состоялось в Асеевском дворце. Там же появилось и название.

— Мы сидели на стульях с пюпитрами перед собой и подумали: ну, «на стульях сидим, значит «Театр на стульях», — рассказал Пётр Куликов.

На вопрос, почему выбрали именно формат «без декораций и костюмов», оставив только актёра и зрителя, Куликов отвечает без колебаний: так было задумано изначально. В этом и есть принципиальное отличие «Театра на стульях» от привычного репертуарного театра. 

— Мы сознательно отказались от всего, что может быть костылём для актёра, — от декораций, костюмов, света, мизансцен. Остаётся только слово и человек, который его произносит, — говорит актёр.

Этот минимализм, по его словам, сначала кажется ограничением, но на деле открывает новый уровень свободы и честности. 

— Мы даже не учим текст наизусть. Читаем его прямо с листа, и зритель это видит. Он понимает: это не мои слова, это слова автора. Но именно потому между нами нет вранья, нет попытки «сыграть». Всё — предельно открыто, — говорит Пётр Куликов.

Такой способ работы создаёт эффект сотворчества: актёры дают импульс, а зритель достраивает картину внутри себя.

Говоря о выборе пьес, актëр признаётся, что нет жёстких правил. Важно лишь, чтобы материал нравился самим исполнителям и давал пищу для диалога. 

— Конечно, иногда зрители просят чего-то лёгкого, но чаще мы идём своим путём — берём то, что нам действительно интересно, — говорит он.

В центре почти всегда остаются отношения мужчины и женщины — тема вечная и неразрешимая. 

— Мы никогда не поймём друг друга. Но всегда будем к этому стремиться, — рассуждает Куликов. 

Помимо классики и современной драматургии, в репертуаре есть инсценировки Чехова, Шукшина, Зощенко. Были и более камерные эксперименты — например, постановка по «Осенней сонате» (16+) Бергмана с тремя актёрами.

Главное условие — это материал, который позволяет актёрам «держать честный разговор со зрителем» и открывать новые стороны профессии.

— Как публика реагирует на такой формат? Всё-таки это не спектакль в привычном смысле.

— Зритель сначала осторожничает, — признаётся Куликов. 

В зале слышны шорохи, кто-то перешёптывается: «Ну что, просто читать будут?» Но проходит пять минут — и тишина становится почти осязаемой. 

— Люди понимают, что их воображение включилось. Они уже видят историю своими глазами.

Иногда реакция бывает неожиданно бурной. 

— Был случай, когда зрители не отпускали нас со сцены, аплодировали стоя, кричали «Браво!». А мы сидим на стульях с листами в руках — и думаем: за что? Но потом понимаешь: за честность. За то, что ничего не прикрыто, всё как есть, — говорит Куликов. 

По словам актера, в «Театре на стульях» публика не пассивный наблюдатель, а соавтор: 

— Мы даём слово, они дают воображение. Это совместный труд. И чем более доверчивым оказывается зал, тем сильнее рождается спектакль.

По словам актёра, были и «страшные» моменты. На одном из выступлений, когда читали «Записи юного врача» (16+) Булгакова, девушке стало плохо от описаний, что пришлось на время остановиться, пока она не придёт в себя.

— Насколько сложна подготовка спектакля в формате «чистого слова» по сравнению с обычной постановкой?

Куликов говорит, что эта форма требует иной, более «обнажённой» подготовки, спрятаться не за что:

— Здесь не спрячешься ни за костюмом, ни за режиссурой, ни за светом, ни за мизансценами. 

Главный инструмент — слово и его точность: паузы, интонации, «умение по-русски читать знаки препинания». Он формулирует критерий просто: 

— В театре есть три категории: видно, слышно и понятно. Нас видно и слышно — остаётся добиться, чтобы было понятно.

— У вас были уличные выступления в парке культуры. Как отличалась эта постановка от остальных?

На улице «серьёзно поговорить очень сложно», признаёт Куликов: шумят аттракционы, кругом детский гул — даже с микрофоном внимание удерживать труднее. Поэтому репертуар и подача перестраиваются: 

— Там должен быть очень яркий материал, сочный, активный, шумливый, больше юмора, эксцентрики, гротеска, небольшие переодевания, чтобы привлечь и удержать публику, — отмечает актёр.

Физически это тоже испытание: 

— За час так устаёшь — перекричать и переиграть аттракционы… это проверка на прочность, — улыбаясь, говорит Куликов.

Тем не менее, формат «работает»: зрители ждут и «даже требуют», чтобы актёров вновь пригласили.

— Какие темы для спектаклей кажутся вам сегодня особенно актуальными и почему?

— Конечно же, самое важное и актуальное — это взаимоотношения между людьми. Не политика, не экономика. Всё это во многом надуманно, пропитано излишним пафосом. Главное — это попытка взаимопонимания. Именно там, где оно рождается, и начинается настоящее. Откуда оно берётся? Ведь это мгновение, микросекунда. Ты взглянул на человека — и вдруг что-то произошло. Едва заметная искра, маленькая песчинка, зерно. Ты даже не осознаёшь, что это было, но оно остаётся. А потом постепенно прорастает в отношения. Ты находишь больше поводов для встреч, ищешь возможности быть рядом, и шаг за шагом всё накручивается.

— Если бы эмоции зрителя можно было осязать, какую текстуру они приобрели бы после ваших спектаклей?

— Потрясающий вопрос, я даже не знаю как ответить, — сначала стушевался Пётр Куликов. — Эмоции невозможно выразить словами. Повторю: любая мысль, облечённая в слова, уже искажена. Стоит лишь попытаться описать, что мы чувствуем, — и мы неизбежно врём, потому что передать подлинное невозможно. Если брать эмоции как фактуру, ощутимую поверхность, то она меняется. Иногда это мягкий велюр или бархат, а иногда — острые осколки битого стекла.

— Каковы перспективы проекта, что нового ещё планируется?

— Перспективы проекта есть, всегда планируется что-то новое. Уже были гастроли с Ириной в Липецке — показали два спектакля, произвели хорошее впечатление, сейчас ждём нового приглашения. Я поеду туда, договоримся о репертуаре и времени, — сказал актёр.

Также он отметил, что с Вячеславом Шолоховым (вторым актёром, с которым он читает вместо Ирины Горбацкой) гастролями не увлекаются.

— Если бы хотелось, давно объездили бы всю область, выступили и заработали. Но любое путешествие — это хлопоты, волнение, другая коммерческая жилка. Нам хватает нашего зрителя — тех ста человек, которые приходят, чтобы увидеть наши постановки, и этого вполне достаточно. Я думаю, проект будет развиваться, материал не иссякнет. А если понадобится, всегда можно заказывать пьесы даже на двоих актёров, — заключил Пётр Куликов.