«Мещане». Попытка прочтения

Вне времени история, но герои - не вне времени, они - взаперти - своей жизни, своей безграничной любви и столь же безграничной нелюбви, своего страха, своей боли. Спектакль Сергея Голомазова (на сцене - актёрский факультет ГИТИСа, мастерская Хомского и Голомазова) по первой пьесе Максима Горького «Мещане» вывел на плоскость не просто историю семьи, извечный конфликт отцов и детей, он показал душевные изгибы личности со всей своей бедой.

На тёмное полотно (декорации в спектакле отсутствуют) из потаённых уголков души актёры один за одним «доставали» всё то, что, по сути, никогда и не старались скрыть. И в центре всей этой истории - хозяин дома и «хозяин» судеб всего семейства Бессемёнов. Его дети Пётр и Татьяна, а также Нил (воспитанник Бессемёнова, но считаемый полноправным членом семьи), представители революционного мировоззрения, вечно «борющиеся» за свободу, выбирая несвободу отчего дома. Супруга хозяина, податливая и кроткая во всём Акулина Ивановна, и её голос, молитвенно звучащий над историей своей семьи, но так и оставшийся никем неуслышанным. И, наверное, только доктор понимает всю грядущую трагедию, вот только кочевой образ и одиночество настолько духовно ограничили его, что он не пытается вмешиваться в нарастающий конфликт.

Здесь глухи все… Ведь «крик» в семейство Бессемёновых врывается сразу - ещё в самом начале спектакля. Крик, который должен «разбудить» от тотального равнодушия, вместо этого он давит как пресс узников «своей правды».

«Мать боится, как бы я вас не обидел?! А я сам вами обижен! Ко мне друзья не ходят. Говорят, что мои дети образованные, а образованные - непременно обидят!», - надрывно отец семейства «унижает» своих образованных детей, не состоявшихся в жизни, призывая оставить попытки бегства из семейного гнезда. «Папа, послушай! У меня и Петра другая правда, своя правда - у нас две правды», - говорит Татьяна. Вместо этого тирания отца только ещё больше растёт: «В этом доме моя правда - и всё!». «А дети вырастают из твоей правды, как из штанов!», - подключается сын. «Вы умные, образованные, а я - дурак! Мы с матерью по углам жмёмся, чтобы вас услышать!..», - только в середине первого акта герои признаются в том, что друг друга не слышат, впрочем, это ничего не меняет…

Как по ходу действия пьесы нравственные, идейные судьи и подсудимые меняются местами, так и по ходу действия спектакля меняются местами актёрские составы: в разных действиях одну роль играют несколько актёров, примеряя на себя «многоликость» души.

В постановке много ироничных диалогов (как например, разговор «Поэта и Бога»), философских размышлений: «Дураков немного. Они строят проспекты счастья! Дурак спрашивает, почему стекло прозрачное, а умный делает из него бутылку!».

Апогеем для дома становится попытка Татьяны покончить с собой. «Почему я так устала? Мне ужасно стыдно чувствовать себя серой…», - говорит она. Устала героиня не только от семьи, от работы учителем, от нелюбви Нила, а куда страшнее - от самой себя - безликой. «Таня отравилась!» - повторяют все в доме. «А из-за чего сказала?», - спрашивают его постояльцы. «Из-за любви. Ещё вчера толкнули, а она слабая, - сегодня упала», - говорит с равнодушием доктор. Случай с Татьяной немного смягчает отца, но уже слишком поздно: дом до основания «прогнил» во всех смыслах. «Ушёл. Я ведь знал, что Нил уйдёт, но уйти можно по-разному… И ты, Татьяна, уходи! Или тебе не к кому, или тебе не с кем, или ты прозевала?..», - говорит отец.

Последнее в спектакле - совместное фото семьи, и, скорее всего, вместе мы их видим в последний раз…