Митрополит Тамбовский и Рассказовский ФЕОДОСИЙ: Подвигом добрым подвизавшиеся в годы Великой Отечественной войны

В XX ВЕКЕ Русская Православная Церковь претерпела невиданные по своим масштабам гонения за веру. Наибольшей массовости и жестокости эти гонения достигли в 1930-е годы, когда были уничтожены десятки тысяч священнослужителей и мирян, а сотни тысяч верующих людей отправлены на верную смерть в лагеря. Если в 1917 году в Российской империи осуществляло свою пастырскую деятельность 107906 священнослужителей, то к 1941 году их осталось всего 5665. Массовое закрытие храмов привело к тому, что к 1939 году на всей территории СССР осталось лишь 100 действующих храмов и ни одного действующего монастыря.

Вспоминая эти тяжёлые для Церкви времена, митрополит Сергий (Воскресенский) писал о том, как священноначалию и верующим следует действовать, чтобы сохранить Церковь. Надо «посильно замедлить, затормозить предпринятое большевиками разрушение Церкви. Оградить догматическую чистоту и каноническую верность Православия, одолеть схизмы, сохранить канонически законное положение Российской Церкви среди прочих Автокефальных Церквей до лучшего будущего, когда после крушения большевизма Церковь могла бы вновь воспрянуть».

Несмотря на тяжелейшие испытания, которые переживала Церковь в СССР, она всегда оставалась со своим народом, и её верные чада молились Богу о своём земном Отечестве. Когда фашистская Германия напала на Советский Союз, Местоблюститель Патриаршего престола митрополит Сергий (Страгородский) в первый же день войны обратился с «Посланием пастырям и пасомым Христовой Православной Церкви», в котором благословил всех на «защиту священных границ нашей Родины». Он писал, что «Православная наша Церковь всегда разделяла судьбу народа. Вместе с ним она испытания несла и утешалась его успехами. Не оставит она народа своего и теперь». Местоблюститель призывал пастырей и пасомых к действию: «Недостойно будет лишь молчаливо посматривать на то, что кругом делается, малодушного не ободрить, огорчённого не утешить, колеблющемуся не напомнить о долге и о воле Божьей».

Такая чёткая позиция Русской Православной Церкви по отношению к начавшейся войне стала одной из причин изменений отношения государства к Церкви, которые последовали в 1943 году. Именно в этом году советское правительство разрешило избрать Патриарха, восстановить канонический строй Церкви, открывать храмы, монастыри, духовные учебные заведения, возобновить издательскую деятельность Московской Патриархии.

ТАМБОВСКАЯ епархия к началу войны перестала существовать. Последний Тамбовский архипастырь архиепископ Венедикт (Алентов) был арестован и расстрелян в 1937 году. К 1941 году в пределах епархии не осталось ни одного действующего храма. Бόльшая часть духовенства была расстреляна или находилась в местах лишения свободы. Сколько священнослужителей проживало в епархии к началу войны, установить невозможно.

Когда Отечество оказалось в опасности, верующие наряду со всеми отправлялись на фронт или трудились в тылу, своими ратными и трудовыми подвигами приближая долгожданный час победы. В боевых действиях участвовали не только миряне, но и Тамбовское духовенство.

В настоящее время на территории епархии не проживает ни одного священника – ветерана Великой Отечественной вой-ны, но в год 70-летия Победы в этой священной войне хочется вспомнить незабвенные имена хотя бы некоторых из них. Протоиерей Андрей Герусов был рукоположен в сан священника в 1935 году, но уже в 1937 году его арестовали по ст. 58 и отправили отбывать наказание на Дальнем Востоке. В 1942 году из заключения его отправили на фронт. Он остался живым и находился в армии до 1946 года, когда вернулся в Тамбовскую епархию и служил на разных приходах. Архимандрит Рафаил (Брыксин), будучи иеромонахом, всю войну трудился фельдшером в военных госпиталях. Его усердный труд отмечен медалью «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.».

Несколько тамбовских призывников, пройдя через горнило войны, вернулись на Родину и решили связать свою судьбу с Церковью, а некоторые приняли монашество. Так поступил архимандрит Иоанникий (Перегудов), попавший в армию по призыву в 1940 году. Он прошёл всю войну и служил в армии до 1947 года, когда, имея несколько боевых наград, уволился в запас в звании сержанта. После вой-ны он поступил в Почаевскую Лавру, где был пострижен в монашество и посвящён сначала в иеродиаконы, а затем в иеромонахи. В 1962 году, когда власти стали изгонять из Лавры монахов, он уехал в Тамбов и служил на разных приходах, в том числе некоторое время в Покровском соборе г. Тамбова. Церковнослужитель Василий Лагутин до 1934 года служил псаломщиком в с. Березовка Тамбовского района. После закрытия храма в 1935 году он переехал в Тамбов, где работал в разных учреждениях. В 1942 году его призвали в армию, он доблестно воевал, получил тяжелое ранение, вследствие чего был демобилизован, награждён медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.». После войны в 1945-м Василий Лагутин был рукоположен в сан иерея и долгое время служил в Михаило-Архангельском храме поселка Мордово. Диакон Ефим Иакович Уланов, будучи псаломщиком Богоявленской церкви села Советское, в 1933 году арестован и сослан в Сибирь. По возвращении домой в 1934 году жил и работал в родном селе, откуда его в 1941 году призвали на фронт. В 1942-м он получил тяжелое ранение и стал инвалидом войны. За смелость на поле боя награждён медалью «За отвагу». После войны Ефим Уланов был рукоположен в сан диакона и до самой кончины служил диаконом в Богоявленском храме села Советское. В 1942 году был призван на фронт Иван Васильевич Засыпкин, уроженец д. Малая Хоперка Шульгинского района (ныне Мордовский район). Получив ранение, он лечился в госпитале, после выздоровления вновь отправился на передовую, где был командиром пулемётного расчёта. Второе ранение было тяжёлым, и из госпиталя Иван Засыпкин вернулся домой инвалидом. Будучи человеком глубоко верующим, он свое избавление от смерти считал исключительно действием промышления Божия и Матери Божией. После войны Иван поступил псаломщиком в Ильинский храм города Мичуринска, и вскоре был рукоположен епископом Иоасафом во диакона, затем во священника и назначен в клир Михаило-Архангельского храма села Мордово Тамбовской области, где служил долгие годы и скончался в 1986 году митрофорным протоиереем в должности настоятеля храма.

Многие священники, не жалея здоровья и сил, трудились в тылу, приближая долгожданную победу. Советское правительство отмечало их заслуги перед Родиной высокими наградами. Среди множества тружеников тыла медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» награждены клирики епархии протоиерей Константин Горчаков и протодиакон Михаил Григорьевич Добров.

Из правящих архиереев свой вклад в приближение общей победы внесли архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий), трудившийся в госпиталях как хирург, возрождавший в период войны Тамбовскую епархию, а также архиепископ Иоасаф (Журманов), управлявший епархией с 1946 по 1961 год. В блокадном Ленинграде он ревностно исполнял свой пастырский долг. Архиепископ Михаил (Чуб) в годы войны был преподавателем иностранных языков в танковом училище в Рыбинске. Его труды отмечены медалями «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» и «За доблестный труд в Великой Отечественной вой-не 1941–1945 гг.».

ВОЗРОЖДЕНИЕ Тамбовской епархии началось в тяжёлые военные годы. В октябре 1943-го власти открыли два храма – Покровский собор в городе Тамбове и храм в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость» в городе Мичуринске. В 1944 году управлять Тамбовской епархией назначили архиепископа Луку (Войно-Ясенецкого). Несмотря на тяжёлое положение, духовенство епархии развернуло очень активную деятельность по сбору средств в помощь воюющей армии. Собирались также средства на содержание госпиталей, инвалидов войны, приютов для детей. В период с октября 1943 года по 1 июля 1944 года было собрано 241375 рублей, а также много вещей и продуктов. В феврале 1946 года архиепископ Лука передал часть своей Государственной премии, полученной им за труд «Гнойная хирургия», а именно: 130000 рублей, в фонд помощи детям-сиротам.

Участие некоторых священнослужителей в боевых действиях и сбор пожертвований для помощи сиротам, больным и раненым, конечно, являлось важным делом. Однако главным в деятельности возрожденной Тамбовской епархии в годы вой-ны и в жизни каждого церковного человека во все времена оставалась молитва, к которой православные христиане прибегали всегда в трудную минуту и особенно в годы тотального безбожия. Невозможно уничтожить веру никакими репрессиями. И на фронте, и в тылу люди обращали свои молитвы к Богу и получали помощь, причащаясь Святых Христовых Таин. В 1944 году красноармейцы, находившиеся в одном из тамбовских госпиталей, обратились к местным властям с просьбой разрешить посещение госпиталя священнику. В своем обращении в разгар войны они писали: «Нам очень хотелось бы, чтобы кто-то из духовных пастырей пришел бы навестить свою паству и своей духовной беседой помог нам побороть в себе мученические страдания телесных повреждений, от которых нам тяжело в одиночестве, и рассказать нам, как живёт и процветает Русская Православная Церковь».

1 января 1944 года на территории епархии насчитывалось 333 недействующих храма, из них под хозяйственно-культурные нужды использовалось 237. С 1943 года началась трудная и кропотливая работа по передаче епархии храмов для восстановления и совершения в них богослужений. Постепенно возрождалась литургическая жизнь. Процесс возвращения храмов шёл очень сложно, но ещё сложнее было восстановить их в условиях острой нехватки стройматериалов, в то время, когда война поглощала всё и требовала максимального напряжения сил. Управляющий епархией и духовенство понимали, что возрождение храмов и нормальной церковной жизни в условиях военного времени является задачей неимоверно важной для поддержания народного духа.

Как происходило восстановление храмов, мы можем узнать из воспоминаний некоторых священников. Протоиерей Димитрий Турковский, который восстанавливал Троицкий храм в селе Оржевка Умётского района, писал: «В магазинах и складах строительных материалов никаких не было. А делать было нужно, а к тому же время торопило. Освободили здание церкви всего лишь за восемь дней до праздника Вербного воскресенья. Своим состоянием и внутренним видом храм являлся обычным загрязнённым складским помещением. Штукатурка стен на 2–2,5 метра в высоту, словно кем-то вся изрешечена и как будто испахана. С купольного свода величиной с квадратный метр висел алебастровый отвал. Лишь один, хотя и без икон, иконостас своими крестиками и позолотой говорил о себе, что здесь в этом месте не так давно совершалась молитва и жертва Богу. Нужны деньги (собирал сам). У храма не было всех трёх папертей. Необходимо было стеклить рамы, а чем? Не было ни жертвенника, ни престола, ни предметов богослужебного обихода и никакого инвентаря. Ночь. Шёл мокрый снег. Таща за собой салазки с топорами, пилами и лопатами по воде, грязи и кисельному снегу, шли пятнадцать пар в лес «добывать» пиломатериал. А восемь пар с салазками отправились в Кирсанов на поиски стекла. Последние из восьми три дня использованы были мною на поездку в Тамбов с докладом о готовности к освящению, на что и получил надлежащее разрешение от правящего архиерея. Со станции Кирсанов в Оржевку шёл пешком. Пятнадцать километров – водой, грязью, а кое-где снежком. Мост через реку Ворону был уже разобран. Перебирался на другой берег по мостовым лежакам (до 80 метров), закрытым на несколько сантиметров водой. Сверху реки нагромождались льдины, готовые в любой момент сорваться со своих мест и закрыть мостовые лежаки. Солнце близилось к закату. С дороги не отдохнул, не подкрепился пищей. Переодевшись, полумокрым поспешил на служение. Началась в храме, после восьмилетнего молчания, первая всенощная при многолюдном собрании молящихся. Подготовивши средства, через месяц провели основные ремонтные работы внутри храма. Стало светлее и как будто просторнее». Такие невероятные трудности были всюду при открытии храмов, и, тем не менее, к 1 января 1946 года в Тамбовской епархии было открыто 24 прихода.

ЛЮБАЯ война искажает представления людей о добре и зле, ведёт к разрушению духовных и моральных норм в человеке. Тем более это стало заметным в советское время, где на протяжении нескольких десятилетий человеку внушалась мысль о безбожии как основе мировоззрения. Проблема духовно-нравственного состояния народа очень близко воспринималась архиепископом Лукой, назначенным на Тамбовскую кафедру в 1944 году. Пытаясь изменить нравственную атмосферу среди верующих города Тамбова, он применял строгие меры дисциплинарного воздействия, которые действовали в древней Церкви. 22 апреля 1945 года Владыка направил письмо Святейшему Патриарху Алексию, предлагая применять к согрешившим правила святого Иоанна Постника. Эти правила отличались особой строгостью и предполагали отлучение согрешивших от Причастия на срок от 3 до 10 лет. В условиях, когда бóльшая часть верующих лишена была Причастия в течение десятилетий, применение таких правил было чрезвычайно жёсткой мерой, и, скорее всего, не привело бы людей к исправлению. Патриарх ответил архиепископу Луке 23 мая 1945 года. Он, в частности, писал: «Епархиальный архиерей, как правомочный архипастырь вверенного ему церковного стада, может по своему усмотрению и по велению своей архипастырской совести применять любые правила церковные для врачевания больных чад своей паствы. Но надо помнить, что предоставление подведомым пастырям формально проводить те или иные прегрешения пасомых под соответствующие параграфы правил святого Иоанна Постника или других, с назначением тех или иных наказаний и прещений, может повести к тому, что вместо исправления последует ожесточение. Кроме того, такая практика может выродиться в формальный юридизм, свойственный латинской идеологии, весьма отличной от православного понимания завета апостольского «внимать стаду». Если последствия от применения правил святого Иоанна Постника духовенством Тамбовской епархии будут не такие, каких ожидает от этого Преосвященный Тамбовский, то при всём огорчении моём, у меня будет сознание, что я по долгу совести указал Преосвященному на то, что, быть может, от него ускользало».

Совету Святейшего архиепископ Лука не внял. В 1945 году он подготовил следующий указ: «Крайнее падение церковной дисциплины за последние 27 лет требует решительных мер для восстановления тяжело расстроенной жизни. Считая недопустимым вошедшее в обычай игнорирование священных канонов и крайнее ослабление епитимий, налагаемых при Исповеди, признаю обязательным ввести в действие правила святого Иоанна Постника, которыми руководствуется Греческая Церковь». Перед Великим Постом 1945 года Владыка провёл пастырское собрание духовенства города Тамбова, на котором объявил о своем намерении ввести в жизнь правила святого Иоанна Постника. Решено было в качестве эксперимента начать с Тамбова. После Пасхи в мае и июне на имя архипастыря поступили рапорты трёх священников, в которых они пытались проанализировать действенность указа. Протоиерей Аристарх Кедров писал, что епитимию применял за совершение тяжких грехов: блуда, абортов, сквернословия и не допускал «до Святого Причастия в течение нескольких недель, и очень немногие выполнили это духовное наложение». Причём отец Аристарх сетует на то, что «верующие люди в огромном большинстве при невозможности приносить покаяние в продолжение двух десятилетий забыли даже порядок исповеди и некоторое отступление от заповедей Ветхого и Нового Заветов не считают по своей религиозной малограмотности беззакониями, а молодёжь тридцатилетнего возраста не имеет познаний вообще о высоком смысле православного богослужения». Протоиерей Аристарх, исполняя указание архиерея, накладывал епитимию только за тяжкие грехи и то лишь на несколько недель. Другой клирик Покровского собора протоиерей Роман Новиков накладывал епитимию в виде отлучения от Причастия сроком на 1–3 года за «грехи блудодеяния, прелюбодеяния и вытравление плода». К тем же, кто в анкетах при переписи объявлял себя неверующим или обращался к гадалкам, применял более мягкое наказание в виде земных поклонов. По поводу того, как к подобным наказаниям относились прихожане, отец Роман пишет: «Отлучение от Святого Причащения, сознавая свою греховность, принимали без возражения, другие же просили о сокращении срока отлучения от Святого Причащения, обещая исправления своей жизни». Почти также относительно сроков и формы наказаний поступал и епархиальный секретарь протоиерей Иоанн Леоферов, служивший в Покровском соборе. По поводу тех, кто отрекался от Бога или обращался к гадалкам, отец Иоанн пишет: «Большинство совершили этот грех отречения по своей несознательности и малодушию… болея душой о своих детях и мужьях на фронте, искали успокоения в гадании. Притом эти грехи имели эпидемический характер, а потому применять отлучение на 3–4 года от Причастия значило бы то, что половина кающихся не была бы допущена до Причастия».

Опыт применения строгих канонических норм по отношению к согрешающим мирянам со стороны архиепископа Луки был неудачным, и с отъездом Владыки в другую епархию его больше не применяли.