Солдатским вдовам - крест огненный

В село Бондари мы приехали из Астрахани, незадолго до войны. Папа устроился токарем в Бондарскую МТС и механиком на радиоузел, мама была домохозяйкой, управлялась с детьми.

В тот роковой день, 22 июня 1941 года, в районе была спартакиада. Съехалось много учеников из окрестных сёл. Гремела музыка, было торжественно, день выдался тёплый, ясный. Мама приодела нас, и мы пошли смотреть выступления физкультурников. У клуба уже шли соревнования, и мы, девчонки, бегали с одного участка на другой, чтобы увидеть всё. Утомившись, пошли домой обедать, а как только вышли из-за стола, раздались позывные по радио и металлический голос диктора Левитана: «Говорит Москва. Работают все радиостанции Советского Союза. Сегодня, 22 июня, в 4 часа утра фашистская Германия вероломно напала на нашу страну»...

Родители переглянулись, мама заплакала, за ней и мы. Так для нас началась Великая Отечественная…

В августе 1941-го папу призвали на фронт, мама осталась с пятью детьми. Старшей Ире шёл 12-й год, мне было 10, Рае - шесть, Люсе - пять с половиной, Фае - два годика. Остались почти без средств к существованию. Фронт всё приближался, и в сентябре 1941 года уже слышна была канонада за Тамбовом. Были уже разговоры о том, куда потом бежать.

Как-то в начале октября, незадолго до заката солнца, с западной стороны мы увидели странное облако, которое поднималось от горизонта, увеличиваясь в размере, вздымаясь, в лучах заходящего солнца оно было кроваво-красным. Мы жили в крайнем доме, до горизонта расстилались совхозные поля, и это явление было жутким.

Позвали бабушку, она жила рядом. Долго смотрели, ничего не понимая. Потом показалось, что-то движется, как бы волны по земле, напоминая сказочного Змея-Горыныча с огненным хвостом. Первой сообразила бабушка, она закричала: «Марфуня, это ведь война, собирай девчонок и беги куда-нибудь». А мама ответила: «Куда я с ними побегу, в осев что ли (так назывался глубокий овраг в 60-70 метрах от нас), с голоду и холоду умирать? Октябрь на дворе! Умирать будем вместе».

Отступала наша армия. Мы тогда ещё не знали, что немцы при захвате населённого пункта вперёд высылали разведку - мотоциклистов. Войска заняли школу, что находилась в конце улицы Советской. У бабушки разместился комсостав. Военных распределили по домам. К нам поселили десять человек. Всё, что мешало, вынесли в сени, солдаты принесли соломы и устроились вдоль стен. Мы спали на русской печке и на кровати. Солдатам выдавали сухой паёк, а мама из своих продуктов, что заготовили с трудом на зиму (картошка, огурцы, капуста), готовила им и кормила их горячим два раза в день.

Пробыли они дней десять. Однажды утром мы заметили, сидя на печи, что стало тихо у нас, оказалось, постояльцы ушли на рассвете. Через несколько дней пришла новая партия. К нам опять поселили десять человек. Они пробыли столько же, и так же тихо исчезли. Стали ждать третью партию.

Когда отступление закончилось, от съестных наших запасов осталось совсем немного. Голод заставлял есть траву, благо мы жили на окраине, и летом её было много. Топить было нечем, в самом конце 1941 года мы перебрались к бабушке. Занятия в школе начались с 1 января 1942-го.

Мама устроилась в кустарную мастерскую надомщицей, так как растила пятерых малолетних детей. Вязали варежки для фронта. Ей давали план, и нам, иждивенцам - полплана, за что выдавали детские хлебные карточки (по 80 граммов муки), мы старались изо всех сил. Вязали до полуночи, ино-гда до часу ночи при коптилках. Однажды, когда жили у бабушки, к ней заехала знакомая с ночёвкой. Она долго смотрела на нас, девчонок, как мы, позвякивая спицами, вяжем. Потом спросила: «А во что это девочки играют?» Бабушка ответила: «Миленькая, они не играют, они работают». Так доставался этот крохотный кусочек хлеба.

Голод доводил до обмороков. Все каникулы во время войны работали в колхозе. Собирались у школы и под руководством учителей шли на участок.

С сентября учились по 2-3 дня по усиленной программе, остальные дни - на уборке свёклы, моркови, срезали подсолнечник. Приходили домой поздно, усталые, грязные, голод-ные, ноги сырые из-за дыр в обуви.

От отца мы получили всего пять писем, с января 1942 года весточки приходить перестали. Хотя была надежда: может, на другой фронт перебросили или письмо затерялось... Самые страшные мысли гнали прочь.

апреле 1942 года на наш адрес пришло письмо и жетон - «послужная карточка» отца - от неизвестного жителя деревни Машугина Гора Осташковского района Тверской области. Он писал, что наш отец погиб 9 января 1942 года, освобождая деревню. Бой был ночью. Убитых и тяжело раненых тут же заносило снегом. А в апреле, когда снег сошёл, их захоронили. И всё же надежда была - может, обронил документы во время боя. Но в июне 1942 года пришло официальное извещение из министерства обороны.

«Ваш муж Куликов Михаил Иванович пал смертью храбрых 9 января 1942 года, освобождая деревню Машугина Гора…» Всё сходилось.

Пять ромашек, так называла нас бабушка, уже никогда не произнесут слово «папа», обращаясь к отцу.

Старшая сестра Ира долго потом вела поиски, писала школьникам, председателю колхоза, который со слов старожилов подтвердил всё ранее описанное. Потом был Указ Сталина о создании на берегу озера Селигер мемориала погибшим, чтобы провести перезахоронения. Ира стала писать в Осташкинский райвоенкомат. После длительных поисков пришло сообщение: «Так как у вашего отца не было документов, возможно, он погребён в захоронении № 203 как неизвестный солдат…»

Мама своё горе глубоко запрятала в сердце. Никогда при нас, детях, не плакала, не срывала на нас своё отчаяние. Только оставаясь одна, иногда давала волю слезам. Мы с Ирой несколько раз слышали, как она причитала в голос. До сих пор не знаю, откуда она брала силы растить и кормить такую кучу голодных детей, такое мужество, нести свой огненный крест молча, всю жизнь.

Дожила она до глубокой старости, умерла 13 января 1987 года в возрасте 83 лет. Но и после 40-го дня на её могиле оказался крест - дубовый, отполированный до блеска. Сестра и соседка поставили его к изгороди соседней могилы, а через неделю вновь увидели его на прежнем месте. Кто принёс его и приходил проверить, там ли он, до сих пор остаётся тайной.