17 июля 1942 года началась Сталинградская битва – самое крупное сражение Второй мировой войны, длившееся 200 дней и ночей. Лишь 2 февраля 1943 года остатки 6-й гитлеровской армии во главе с фельдмаршалом Паулюсом сдались в плен.
За время боёв противник потерял убитыми и ранеными более 1,5 миллиона человек. Потери со стороны Советского Союза составили более 1,1 миллиона человек. В начале сражения тридцать процентов наших солдат и офицеров погибали в первые сутки после прибытия. Общая смертность составляла девяносто семь процентов. Согласно сухой статистике, средняя продолжительность жизни офицеров Красной Армии в боях за Сталинград составляла от трёх до двадцати дней, солдата на передовой – полтора дня.
Спустя семьдесят лет даже мы, поколение тех, кому за пятьдесят, можем представить себе весь ужас тех событий только по художественным фильмам «Сталинградская битва», «Горячий снег», «Они сражались за Родину», «Сталинград»: автоматно-пулемётные очереди гремят на расстоянии всего лишь нескольких сот метров друг от друга, оглушительно и с эхом взрываются гранаты, от свиста артиллерии у бойцов закладывает уши. Фронта нет, война везде. Кругом разруха, образованная тысячей тонн сброшенных бомб, кровь и стоны раненых.
При виде этих картин страшная скорбь сжимает сердце. А что испытывают люди, чьи деды и отцы навечно сгинули в пожарище Сталинградской битвы? Боль, гордость за них или и то, и другое вместе? На эти вопросы я попыталась ответить себе, когда беседовала с жителем Новоюрьева, ветераном педагогического труда Анатолием Васильевичем Толстых, отец которого погиб под руинами непобеждённого города Сталинграда.
Сын — об отце
Вот его рассказ: «Мой отец Василий Петрович Толстых родился в 1904 году в селе Заворонежском, работал кузнецом в МТС и считался специалистом-универсалом, потому что выполнял функции и токаря, и медника, и слесаря. Начальство его высоко ценило, поэтому, когда началась война, ему была предложена бронь. Только отец от неё отказался и в июле 1941 года ушёл на фронт.
Некоторое время он проходил обучение на сборном пункте в Моршанске. Помню, наша мама Мария Яковлевна и другие женщины из села ходили туда к своим мужьям на свидание. Для многих это оказались последние часы, проведённые вместе. Не увидела больше своего Василия и наша матушка. Когда в 1942 году на отца пришла похоронка, она долго не хотела верить, что его больше нет. При каждой возможности она посещала вернувшихся с фронта солдат и спрашивала, не слышали ли они что-то про её Василия.
Однажды в село с фронта вернулся Павел Петрович (к сожалению, не помню его фамилию), инвалид, без ноги, воевавший вместе с отцом. От него-то мы и узнали скорбную весть – Василий Петрович Толстых погиб в одном из боёв за Сталинград в районе тракторного завода. В том сражении Павлу Петровичу оторвало ногу, но его вынесли санитары, а нашего отца вместе с другими бойцами накрыло миной, только воронка от них и осталась… Лишь после этого рассказа очевидца мать перестала ждать отца. Как она плакала, как причитала… К жизни её вернули, наверное, только мы, дети, которых надо было растить, кормить.
Шли годы, но отец всегда незримо находился рядом с нами, о нём напоминала каждая скамейка в доме, каждая мелочь, сделанная его руками. Эту память ревностно хранила наша бабушка, папина мама. Не дай-то Бог кто-то небрежно обходился со стулом, смастерённым когда-то Василием, – тогда гнев её был страшен. А вот фотографии отца не сохранилось, была одна, но и та с переездами куда-то затерялась.
Пятнадцать лет спустя...
Да, тогда в сорок первом отец сделал свой выбор сам, мог бы отсидеться в тылу, воспользовавшись бронью, но ушёл защищать свою большую и малую родину, мать, жену, малых детей. Но всю глубину его поступка я понял гораздо позже, когда в 1958 году был призван в ряды Советской армии и попал в полк зенитной артиллерии.
Так случилось, что наша часть дислоцировалась в одном из районов Сталинграда. К тому времени прошло уже пятнадцать лет со времён жесточайшей битвы, и меня поразил своей красотой восставший из руин город, паромная переправа через Волгу, некогда полыхавшая в огне. Но на правом крутом берегу реки ещё сохранились дзоты, не залитые бетоном, куда можно было войти и ощутить зловещий дух войны. А наш замполит показывал нам подвал универмага в центре города, куда в конце января 1943 года перебазировался штаб Паулюса. А почти напротив – знаменитый дом Павлова с фрагментом стены, изрешечённой минными осколками. Побывал я и в районе тракторного завода, где погиб отец, там в то время стояли часовые, и всё было огорожено флажками. Не могу передать ощущений, когда стоял на той земле, помню только бешеный стук сердца, как набат…
Когда в Сталинграде нас переучили на новый вид оружия, нашу полковую школу – 170 человек – перебазировали в Ленинград – в 86 особую зенитную бригаду. Эхо войны ощущалось и здесь. Буквально в двух километрах от части проходила сухопутная дорога жизни к Ладожскому озеру. Мы часто бывали там, и случалось находить противотанковые мины, заросшие окопы. Страшно было видеть молодые берёзки, проросшие в солдатские железные кровати или с пробитыми касками на ветвях. А во время шторма Ладога выбрасывала на берег остовы самолётов, полуторок, мешки с мукой, которая, кстати, ещё сохранилась, выбеленные водой и временем кости, оружие.
С пером и автоматом
Пути Господни неисповедимы, как говорят, и тема Сталинграда снова прозвучала в моей жизни, когда я был уже женат. Участником Сталинградского сражения был дядя моей жены Светланы Тимофеевны Можаров Владимир Петрович 1919 года рождения. Уроженец села Поповка, он закончил Новиковское педучилище, работал учителем русского языка и литературы в Поповской семилетней школе, в июле 1941 года был призван в ряды Красной Армии, отправлен в Моршанск, где формировалась дивизия, затем – в Сталинград. Поскольку на гражданке он был филологом, в своей части стал военкором. В одной руке – перо, фотоаппарат, в другой – автомат. Он был очевидцем пленения фельдмаршала Паулюса, и, наверняка, отражал те героические события в своих статьях и на фотоснимках.
К сожалению, фотографий не осталось, потому что после войны Владимир Петрович служил в ограниченной группе войск в Польше, был очевидцем венгерских событий в 1956 году, чехословацких – в 1968 году. Затем остался жить в Минске, где работал корреспондентом газеты «Красная звезда», и на малую родину приезжал лишь изредка.
Так что Сталинград — это и боль моя, и память. Наверное, поэтому я до сих пор не могу принять другого названия этого города».
Вместо послесловия
Да, победа в Сталинградской битве позволила советскому командованию совершить, как принято говорить, коренной перелом в ходе военных действий, перетянуть инициативу и удачу на свою сторону. Но победу эту добыли люди – солдаты и офицеры. Как они вырывали её, на какие жертвы шли, каким чудом выживали, о чём успевали подумать в свои последние минуты – об этом не пишут в исторических хрониках, молчит об этом и Мамаев курган, где захоронено около 34,5 тысячи защитников Сталинграда. Не удивительно, что в первую послевоенную весну он даже не зазеленел – на выгоревшей земле не выросла трава. Усыпанный осколками от мин, бомб, снарядов, весь в воронках, курган чернел, как обугленный, не желая выдавать тайну силы русского духа.
Фотография В. Можарова предоставлена А.В. Толстых
