Кажется, все небо гудит. Я с ужасом вижу прямо над собой дрожащие от натуги акульи тела самолетов со свастикой. Еще секунда – и полетят вниз, мне на голову, бомбы. Судорожно, с диким животным страхом, соображаю, куда бы спрятаться, в какую щель забиться, распластаться змейкой, букашкой, обратиться в невидимое ничто. Открываю глаза, и, когда до меня доходит, что это всего лишь страшный сон, из груди вырывается вздох облегчения, охватывает неописуемая радость и невыносимо хочется жить.
Эта картина (а сон повторялся не раз), наверно, из генетической памяти, когда твое появление на свет отделяет от тех кровавых событий и Великой над фашизмом Победы всего-то около двух лет. И вот ей, этой беспримерной в истории мира Победе, уже семьдесят!
К воевавшему поколению, которое совершило, казалось, невозможное, учитывая силу врага, принадлежал и мой отец – Василий Трофимович Буянов, который уже сорок лет покоится на одном из тамбовских кладбищ. Призванный в 39-м на срочную службу, он был тяжело ранен в самом начале Великой Отечественной и до ее конца инвалида время от времени освидетельствовали на возможность вернуться в строй.
Что я знаю о нем, о его участии в защите Родины? До жалости мало. Передо мной лежит военный билет. Из него следует, что служил рядовой Буянов в стрелковом полку, а с 17 сентября сорок первого года и по 10 февраля сорок второго находился на излечении в госпитале. Указана воинская специальность: специалист штабной службы.
У папы был каллиграфический почерк. После войны он работал учителем и одновременно заведовал Солонцовской начальной школой (Григорьевский сельсовет), а перед смертельной болезнью в Рымаревской восьмилетней школе вел занятия в 1-4 классах. Надеюсь, кто-то из его бывших учеников помнит еще о нем, а может, слышал от других, что он был хорошим учителем. А отцом для нас с сестрой – лучше и не бывает.
Только недавно появилась возможность уточнить, где именно воевал отец. Помог все, или почти все, могущий интернет: на одном из его порталов есть теперь сведения об участниках войны. Итак, с 22 июня 1941 года он уже был в действующей армии в составе того же 65-го стрелкового полка 43-й стрелковой дивизии на Ленинградском фронте. Участвовал в боях на выборгском и ленинградском направлениях. В разгаре наступательных боев на Карельском перешейке, в 60-ти километрах от Ленинграда, был тяжело ранен в голову, спину и правое плечо.
Так закончилась фронтовая биография рядового бойца Буянова. Потом, как он сам рассказывал, были переправа по Ладожскому озеру под свирепым сопровождением с воздуха вражеских самолетов (видно, проникшая в гены память об этом и не дает мне теперь спокойно спать) и длительное лечение в госпитале в блокадном городе. Во время налетов немецкой авиации те, кто мог стоять на ногах, спускались в бомбоубежище. Его оставляли лежать, укрыв с головой одеялом.
До сих пор в кончиках моих пальцев живо ощущение небольших твердых то ли горошин, то ли крохотных кусочков. Осколки прижились под кожей, напоминая в непогоду о войне.
Бойцы шли на поправку медленно. На блокадном питании даже при самом заботливом уходе и лечении раны затягивались долго, а кто-то не выживал. Умирали от голода ухаживавшие за ранеными. Когда выносили из палаты покойника, кто-нибудь из соседей добирался до опустевшей койки и шарил под подушкой, надеясь найти там хоть что-то съестное, оставленное умершим про запас. Вот и папа сохранил две ириски. В тот день ему стало заметно хуже. Подумав, что его завтра может и не быть, решил сразу съесть эти два затвердевших квадратика. А на следующий день прибавили паек – через вражеское кольцо смогли доставить в осажденный город какое-то продовольствие.
Когда изболевшийся и исхудавший солдат возвращался домой, его в поезде свалил сыпняк…В семейном архиве на память о войне остался, кроме военного билета на имя рядового Буянова, орден Красной Звезды.
Я бы никогда не позволи ла себе писать в газету о родственнике. Этого требует профессиональная этика, по крайней мере, требовала. Не принято и все тут. Но, во-первых, я уже давно не служу в местной газете, а, во-вторых, просто чувство долга перед защитниками Отечества обязывает. И я низко кланяюсь настоящим его сыновьям и дочерям, окончившим до срока свой жизненный путь, погибшим на фронтах Великой Отечественной войны. К памятникам и обелискам на их могилах, говоря пушкинскими строками, не зарастет народная тропа.
Кланяюсь своим землякам, не дожившим до славной даты нашей Победы (а в памяти столько замечательных имен!), своим коллегам по журналистской работе. В редакции раньше на видном месте висел стенд «Они сражались за Родину». С него тогда смотрели на нас, тогда еще «зеленых» газетчиков, в военной форме Голубев Владимир Иванович, Донских Иван Алексеевич, Аносов Петр Алексеевич, Окунев Нил Алексеевич… Тоже молодые и полные надежд. Сколько добрых дел они сделали в своей послевоенной жизни, для скольких поколений служили живым примером истинной любви к родной земле.
Кстати, подобные стенды можно было видеть в красных уголках, комнатах боевой славы, пожалуй, на каждом уважающем себя и работавших в коллективе людей воевавших предприятии, в учреждении, организации. Такое было неторопливое время, когда во главу угла ставились не материальная выгода, деньги, а сама суть жизни.
Уже в новой истории России были созданы Книги памяти. Продолжаются поиски неизвестных воинских захоронений Великой Отечественной. В прошлом году впервые в празднике Победы участвовал «Бессмертный полк». С портретами близких, приближавших этот долгожданный день в окопах и танках, воевавших с врагом на море и на суше, прошли в колоннах их потомки. В этом бессмертном полку достойное место, можно сказать, семейное, принадлежит братьям Иволгиным – Андрею, Григорию, Ивану, Степану и Петру. Это тоже из семейного архива, из семейной памяти. Все они были мобилизованы на фронт Шпикуловским райвоенкоматом. Григорий и Степан пропали без вести уже в первые осенние месяцы войны. Старшего Андрея, отца шестерых детей (они в военное лихолетье лишились и матери), призвали в сорок втором, и с фронта он не вернулся. Также числится в пропавших без вести.
Самая длинная фронтовая дорога выпала Ивану: горечь отступления, пленение, побег из плена, бои под Сталинградом и дальше на запад. Удостоен ордена Красной Звезды. Согласно сведениям из наградного листа был заряжающим минометного расчета. Действовал быстро и точно, благодаря чему его расчет уничтожил минометную батарею, четыре пулемета, пушку и до двух рот пехоты противника. 2 октября 1943 года, когда немцы пошли в атаку, сержант Иволгин из карабина уничтожил трех гитлеровцев. Медалью «За отвагу» награжден 31 июля сорок четвертого. Минометным огнем «обеспечил отражение атакующего противника, истребил до 10 гитлеровцев, подавил 2 огневые точки и уничтожил пулемет противника». Все четко изложено, что называется, по-военному. Но за этими сухими сведениями встает образ мужественного человека, солдата земли русской, готового защищать ее до последней капли крови. И он ее отдал. Иван был тяжело ранен в живот и в феврале победного сорок пятого скончался в одном из госпиталей на территории нынешней Польши, где и похоронен.
Младший лейтенант Петр Иволгин, не успевший до войны еще и семьей обзавестись, командовал стрелковой ротой. Был убит 8 июля сорок третьего года, и прах его покоится в братской могиле на Украине, в Донецкой области. Только один из братьев, Афанасий Никифорович, вернулся домой живым, в звании старшего лейтенанта. Жил в Шпикулово, работал, вырастил троих детей и умер накануне своего 80-летия.
Сейчас в селе Григорьевке Жердевского района, на земле своих отцов, живут только двое – Валентин Андреевич и Анатолий Иванович Иволгины.
Время фронтовых сороковых ушедшего столетия отодвинется в недосягаемую даль. Превратятся в прах хранящиеся как святыня в домашних архивах треугольнички писем от родных и любимых, изотрутся до неузнаваемости дорогие лица на фронтовых снимках. Будут жить на нашей земле новые поколения, и, дай Бог, чтобы счастливо. Только бы не впасть наследникам победителей в беспамятство. Уроки истории имеют особенность повторяться. Судя по происходящему сейчас в ближнем и дальнем зарубежье, появилось немало охотников ее переписать.
