Иногда приходится слышать: кому нужна ваша газета! Тогда становится обидно. Но ненадолго. Потому что звучит в редакции очередной телефонный звонок, за которым следует просьба: пожалуйста, напишите… Звонят разные люди, но редко кто из них просит написать про себя. Чаще - про соседей, близких и не очень знакомых. Вот и на днях нам подсказали очередную тему, вернее, имя героини будущей статьи. Мы благодарны за "сигнал", и сегодня я выезжаю в Чащинские Дворики, известные также под названием Киселёвка.
ПелагеЯ Григорьевна Сапрыкина восьмого мая отметила 90-летний юбилей, но, по словам соседей и родных, и сегодня коня на скаку остановит. Может и не всякого, но кобылу Машку уж точно. Животное за Пелагеей Григорьевной по пятам готово ходить, ласкается, словно котёнок, а вот чужих к себе и близко не подпустит.ё
Юбилярша встретила меня с улыбкой:
- Дочка, да разве хватит у тебя бумаги, чтобы мою жизнь в подробностях описать? Давай я уж покороче говорить буду.
Родилась Пелагея в Курской области, в селе Бородино. Была в своей семье старшей из троих детей. Помнит, что в 1938 году наступил страшный голод:
- Два года неурожай, как тут прокормиться? А отец мой рисковый был, схватил нас и поехал на Украину, на Донбасс, в село Екатериновку. Там хлеб вольный в магазине да и работа была. Сняли квартиру, я на шахту устроилась. Несовершеннолетней ещё была, без паспорта, но отец упросил начальника. Сначала меня на лебёдку поставили, потом вагонетки с углём откатывала.
Началась Великая Отечественная война. Село оккупировали немцы, объявился в нём и русский "хозяин" - так называли поставленного гитлеровцами старосту-коменданта. Имя его из памяти Пелагеи Григорьевны стёрлось:
- Не помню, как звали. Старенький был уж совсем. А вот как он по нашим дворам фрицев водил, не забыла. Те всё молодых ребят и девок искали, из дома уводили. И меня под конвоем забрали. Ничего не объясняли, погоняли только. Успела прихватить немного сухариков, попрощаться с родными. Мама тогда нездорова была - ноги у неё болели, братишке шесть лет исполнилось, сестрёнке - десять. Отец к тому времени работал в каком-то городе на военном заводе, его по болезни лёгких на фронт не взяли.
Юношей и девушек затолкали в "бычьи" вагоны, повезли в Германию. В Польше состав остановился, пленников накормили каким-то непонятным варевом, которое и супом-то не назовёшь. В пути были трое суток…
- В Германии нас посадили за колючую проволоку, - вспоминает Пелагея Григорьевна. - Поместили в бараки с трехъярусными нарами. Когда-то в эти постройки загоняли машины, а потом их разгородили на "комнаты". Утром построение в колонну по двое: надо идти на работу. Мы шли к железнодорожной станции, на путях стояли вагоны с какими-то трубами, ящиками, кирпичом. Мы разгружали состав, содержимое увозилось. Куда? Говорили, что рядом строился подземный военный завод.
В лагере была столовая, но кормили узников плохо:
- Суп давали. В воде плавала брюква, хорошо, если попадался кусочек картошки. Утром давали 200 грамм хлеба и кипячёную воду. Не то что о сахаре, даже о соли не приходилось и мечтать. Пришла цинга, многие заболели. Знаешь, когда зубы начинают шататься, из дёсен кровь идёт. Нам бы чеснок, чтобы натереть им дёсна, но его негде было взять. Немцам-то до нас дела никакого.
Практически всю Великую Отечественную войну Пелагея Григорьевна провела за колючей проволокой, надрываясь на непосильной работе, с которой справится не каждый здоровый мужчина. А что было делать? Хочешь выжить - будь здоровым и сильным, другим права на жизнь немцы не давали.
Когда советские войска перешли в решительное наступление, фашисты забеспокоились. В одну из ночей пленников - три тысячи молодых ребят и девушек - выгнали из бараков и куда-то повели:
- Гнали и гнали почти восемь километров без передыху. Тут ливень сильный случился, мы враз промокли, и наши сторожа - все сырые, замёрзшие. Может, дождь ослабил их внимание, может, ещё что, но я и три моих товарища смогли отбиться от колонны. И другие тоже разбегались в разные стороны. Мы побродили, да много ли голодными проходишь? Приютились к одному немецкому "хозяину", хоть кусок хлеба заработать. Он нас принял, послал картошку перебирать - она у них не в погребах хранилась, а в буртах. Зимы-то настоящей в Германии тогда я не видела. Сейчас там снег и морозы, а в то время снежок поморосит и следом тает. Полгода, наверное, у этих "хозяев" работали. Они нам как-то и сказали: гнали вас на мост, чтобы всех вместе с этим мостом и подорвать. Вот так, два километра мы не дошли до места казни, Господь, видно, пожалел. А потом и совсем хорошо вышло: американцы нас освободили, от всех "хозяев" собрали. Они навстречу нашим войскам шли. Только наши стреляли, а союзники молчаком приехали. Привели нас в свой военный городок - он на территории Германии располагался. Относились к нам внимательно, всё кормили, как на убой: и тушёнку мы кушали, и масло, и чай с заваркой и сахаром пили. Ящиками печенье с конфетами привозили. Работать не заставляли, никого не обижали - ни одного человека. Три месяца мы у американцев отдыхали да отъедались. А потом повезли они нас на советскую границу. Там нас плохо встретили. Вот тебе и военный трибунал, и допросы. Ребят всех забрали, на какие-то работы отправили. Мы спрашиваем: а нам как быть, куда деваться? Ни денег у нас, ни документов… Плечами пожимают: ничего не знаем, как хотите, так домой и добирайтесь. Видим, стоит на железнодорожных путях состав, двое мужчин там всем заправляют. Мы к ним: довезите до Донбасса, военный трибунал нас уже допросил, всё выяснили и сказали - езжайте, как хотите. Пожалели нас эти машинисты, в вагоны, правда, не пустили, они запечатаны были, но на платформе устроиться позволили.
Так Пелагея добралась до Украины, а родителей там уже не оказалось, уехали они на родину, в Курскую область. Девушка нашла родственников своей подруги, попросилась на постой, написала письмо родным. Вскоре за ней приехал отец, а немного времени спустя Пелагея вместе со своей семьёй перебралась на Урал:
- Папа снова подался на заработки, завербовался на литейный завод, да стал конюхом в совхозе, что организовался при предприятии. Мне тогда уж 23 года исполнилось, взяли заведующей молочным складом - там я восемь лет проработала.
В совхозе и нашла Пелагея свою судьбу. Иван был вдовцом, один растил дочку Марусю:
- В хозяйстве Ваня работал по электрике, по сварке. На мельнице ещё - фураж скотине молол. Я с ним как познакомилась? Флягу пошла запаять. Узнали друг друга поближе. Он и сказал: иди за меня замуж, только вот не один я, с дочкой. Я говорю - пойду, и девочку вместе воспитаем.
Супруг и привёз Пелагею Григорьевну в Киселёвку. Здесь жил его брат, дом у него - горница да кухня:
- Горница-то ещё ничего, но там брат Ванин обосновался. А нам кухня досталась на четверых: я к тому времени мальчика родила, Коленьку. Вижу, кровати свободной нет, пол на кухне плохой - беда. Но не унывали, муж бригаду собрал, в Луч отправились, дерево привезли. Пол замостили, печку сложили, начали жить. Я на свёкле работала, потом в магазине продавцом. Всё-таки маленько грамотной была, счёты хорошо понимала - этому меня отец в своё время выучил, он когда-то кладовщиком трудился. Сначала мы в колхозе не состояли, а потом уж я заставила Ваню в хозяйство вступить. Говорю: что это мы будем весь свой век такой налог платить - сто кило мяса, десять кило масла, сто яиц? Люди половину платят, а мы полностью?! Хватит быть единоличниками. Муж не хотел в колхоз, но записался. На молочной ферме заведующим работал.
Было у Сапрыкиных и своё хозяйство. И корову они купили, и овец до двадцати голов держали. Были и быки, и свиньи. Всего стало вдоволь - молока, мяса. Об одном думали: чтобы дети голода никогда не знали. Потому и сами отдыха не видели, лишний час не спали, ни одной минутки зря не тратили. Как только и хватало 24-х часов в сутках, чтобы все дела переделать! Молоды были, да к праздной жизни с малолетства не приучены - вот и весь секрет.
Сегодня, по словам Пелагеи Григорьевны, она почитай ничего и не делает: где мне с первой-то группой инвалидности! Но огород у неё заброшенным совсем не выглядит. А кроме того:
- Цыплят взяла 50 штук, бройлерных. Несушек - десяток. Курями занимаюсь. Вот лошадь, Машку, зятю отдать пришлось, некому сегодня за ней ухаживать. Но она меня помнит, ведь всё время за мной следом ходила, бывало, голову мне на плечо положит… А я ей в карманах угощение припасала, поила её, кормила, убирала за ней.
ПровожаЯ меня, Пелагея Григорьевна всё сокрушалась, что приехала я к ней без предупреждения, и она не успела купить к чаю торт, чтобы попотчевать гостью. И искренне благодарила за визит, за то, что её судьба оказалась кому-то интересной. А вот на жизнь свою ни разу не пожаловалась. Удивительно? Для тех, кто сейчас обижается на судьбу из-за задержки зарплаты и невозможности купить иномарку, - да, удивительно. Но те, кто прошёл Великую Отечественную войну, твёрдо знают: быть свободным, не знать страшного голода и непосильного труда - это уже большое счастье.
Фото автора.
