Василия откопали из щебня, которым он был засыпан по пояс. Он понял, что оглушен. Кажется, он ничего не видит, потерял ощущение. Хочется узнать, жив ли? Неистово протирая глаза, увидел что-то серое, мутное. Обрадовался, что сохранилось какое-то зрение. Страшно было оставаться слепым в такой жуткой обстановке.
А кругом необыкновенная тишина. Ходят немцы с советскими пленными. Вот наш пленный и откопал Василия, помог ему подняться, чтобы немцы не пристрелили. Василий был слаб, но он постоянно чувствовал локоть однополчанина. Им оказался М. Н. Никонов, который был в этой же части сапожником и хорошо знал фельдшера Солозобова.
Плен… Это слово не вмещалось в сознании героических защитников Брестской крепости, которые были так обескровлены, слабы, голодны. Их сопровождали немецкие конвоиры пешком километров за тридцать от Бреста в лагерь. По внешнему виду пленных нельзя было определить ни род войск, ни звание - все засыпано пылью, щебнем, гарью, порвано и окровавлено.
Казалось, не будет конца этой трудной дороге под знойным летним небом. Весь этот непомерно тяжкий поход Солозобова подпирал Никонов. «Только бы дойти, только бы не надругались фашисты», - сверлила мозг постоянная мысль.
Тут хлебнули лиха... В крепости тоже голодали, но там последний сухарь разламывали пополам или на несколько частей, а тут еды никакой не дают. Бросят несколько сухарей из муки с опилками на шестьдесят тысяч человек и фотографируют, как бросаются голодные люди за едой, или начинают кучу людей колоть штыками, истерически хохоча. Лагерь был под открытым небом, в поле, огороженном в несколько рядов колючей проволокой, с пулеметными вышками и часовыми с собаками.
Пленные поели всю траву, вскопали руками всю землю, отыскивая корешки. Началась эпидемия. Умирало до пятисот человек в сутки. Прибыла какая-то делегация, и в лагерь прислали врача-немца. Стали искать медиков и среди пленных. Солозобов признался, что он фельдшер, его увели в блок.
Там было несколько пленных медиков. Они договорились между собой оказывать помощь военнопленным как можно и чем можно. Не было ни медикаментов, ни перевязочного материала. Василий Степанович просто руками вычищал гной из раны и этим же грязным бинтом забинтовывал.
У многих началась гангрена. Врачи пытались делать ампутацию тем, кто соглашался. Оперировали в сарайчике просто ножовкой без обезболивающих средств. Оперированных оставляли под открытым небом, под зноем с пылью или дождем. С наступлением осеннего похолодания и частых дождей смертность увеличилась. Тех, кто выжил, стали увозить в Германию на шахты и полевые работы.
Санчасть, где согласился трудиться ради спасения жизни пленных сам же пленный фельдшер Солозобов, перевели в госпиталь в Бяла-Подляску. Василий Степанович Солозобов был направлен в барак сыпного тифа, а его соратник Василий Кривов - в барак брюшного тифа. В барак Солозобова никто из медиков не заходил. Здесь были обреченные на смерть больные. Назначенный врач-инфекционист бывал здесь крайне редко. Подойдет к бараку, вызовет фельдшера и даст необходимые указания на расстоянии от него, а рядом стоит, как контроль, врач-немец. Барак на сваях стоял на отшибе, заросший бурьяном.
В госпитале был переводчиком Николай, из пленных. Все чувствовали - это свой парень. Он пользовался большим авторитетом. Подобрались двадцать два единомышленника, которые с малейшего жеста понимали друг друга. Беседовать, договариваться, встречаться было абсолютно невозможно. Даже взглянуть друг на друга нельзя - заподозрят в связи.
И всё-таки сумел Николай человек шесть пригласить в укромный уголок, приоткрыл люк в чердаке, и они слушали по радио ноту Советского правительства Германии по вопросу отношения к советским военнопленным. Присутствовавшие воспрянули духом. Все поняли, что Родина знает о них и заботится.
Однажды ночью неожиданно к Василию явился связной от переводчика Николая и не прямо, а намеками, осторожно предложил сделать подкоп из зоны госпиталя под тифозным бараком. Вход в подземелье должен был начаться из кабинета фельдшера, под столиком с медицинскими инструментами. Копали по очереди. Очередность соблюдалась строго. В подземелье спускались по одному. Землю ведерком выносили под барак. Туннель сделали приличной длины. Опасались: в том месте, где ходят часовые, может провалиться земля. Это будет провалом для всего госпиталя. Солозобов предложил укрепить верх туннеля в этом месте досками. Р1дею подхватили и воплотили в дело.
Однажды ночью, в конце зимы сорок второго все пленные были подняты по тревоге и построены на территории госпиталя. Ищут переводчика, а его нет - он в это время отрабатывал свою очередь в подкопе.
Стали вызывать пленных из строя по номерам на немецком языке без перевода. Из строя вышло шестеро. Это были те из двадцати двух, кто копали туннель. Фельдфебель у каждого из них с разными словами поводил пальцем перед носом. Каждый пленный знал, что этих шестерых ждет виселица или пуля в затылок у стенки.
А в это время немецкие солдаты искали подкоп под тифозным бараком - кто-то заложил. Через некоторое время появились сыщики перед строем и доложили, что ничего не нашли. У всех отлегло от сердца.
Дней через десять шестнадцать человек во главе с переводчиком Николаем покинули лагерь. После побега смельчаков фельдфебель стал чаще выстраивать пленных на территории, объявлял, что беглецов поймали, их скоро привезут в лагерь на расправу. Но их не было. Побег удался. Фельдфебель рвал и метал, и однажды у него вырвалось:
- Вы все тут коммунисты!
Лагерь, как штрафной, стали расформировывать. Солозобова и Кривова с первой партией отправили в Восточную Пруссию, в местечко недалеко от деревни Идрицы. Здесь был лагерь для штрафников. Однажды в нём появился старик - поляк с двумя часовыми. Часовые сказали старику: "Выбирай!" Тот показал пальцем на Солозобова. Василий попал в число тех шестерых, выбранных стариком, у которого сын был на фронте, и ему разрешили взять пленных из лагеря для уборки картофеля на своем земельном участке.
Хозяйка-немка на завтрак принесла работникам по бутербродику. А пока разливала кофе по чашкам, пить его уже было не с чем - слизнули бутербродики голодные работники. На обед по две тарелки супа только развили у них аппетит.
Хозяйка глядела на пленных и сожалела, что мало сварила супа и ничего не может больше предложить. На ужин пообещала сварить побольше картошки. А вечером, когда уходили, с собой положила каждому в карманы по несколько сырых картофелин. Возвратился Василий в барак, нашёл Кривова и отдал ему сырой картофель. Тот сварил, поел, и мечтал попасть на уборку картошки. Ходил и Кривов на картошку, но его хозяин-немец заставлял работать, не разгибая спины, угрожая плеткой, и не кормил. При встрече вечером в бараке Кривов варил картошку, принесенную Солозобовым.
Так, продолжалось две недели. Встреча с поляками вселила веру в спасение. После хорошей еды набрались сил, ожили. Агнесса, дочь хозяина-поляка, интересовалась, как живут люди в Советском Союзе. Василий рассказывал девушке о своей семье, об учёбе, службе в армии, о своей профессии медика.
Перед Октябрьскими праздниками тысячу пленных на поезде увезли в Данциг, а там погрузили на старый пароход-сухогруз из-под угля. Долго плыли. Не было ни еды, ни воды. Вдруг ночью грохнул взрыв. Среди пленных началась паника. Те, кто был внизу, стали подниматься наверх. Все выходы оказались крепко закрытыми.
Два Василия, Солозобов и Кривов, сидели недалеко от люка. Хотели ринуться к нему, но побоялись, что их раздавят и не удастся выбраться. Забились подальше в угол от сутолоки и давки. Пароход стал крениться. Сидевший .рядом обросший слабый старик предложил:
- Давайте перед смертью закурим...
Достал он кисет с табаком, и все трое стали крутить русскую «козью ножку». Солозобов закрутил подлиннее. Когда накурились, напала дрёма, забытье. А пароход всё кренило. Василий прикрыл глаза .и представил, как потонет пароход, его будут грызть морские рыбы и раки. "Нет, выползу на берег и умру", - сказал он себе.
Вдруг голос:
- Товарищи, перестаньте давить! Я матрос с Одессы. Можно спастись. Я открою люк.
Одессит в кромешной тьме полез по лестнице, которая вела к люку, выбил доски, вылез и раскрутил проволоку с люка около Солозобова, раскрыл его и крикнул:
- Братва, выходи!
Как полезли, как начали давить!
Только первые, кто посильнее, выскочили, как начали косить их пулеметной очередью с немецкого сторожевого корабля. Кто убит, кто ранен, кто лезет в люк обратно. Такая сумятица!
Потом стрельба стихла. Сторожевой корабль ушёл. Оставшиеся стали выходить спокойно, без толкотни. Многие бросались в воду и плыли. Два Василия не рискнули прыгнуть в ледяную морскую воду, чувствовали, что не хватит сил доплыть, можно утонуть от судорог.
Прошло некоторое время. И тут увидели люди: вокруг корабля делает круги катер и причаливает к накрененному борту. По форме одежды не могли определить, чьи солдаты. Но только не немцы. Человек пятнадцать поднялись на тонущий корабль. Один из них обратился по-русски:
- Товарищи русские солдаты! Мы из Красного Креста Финляндии. Спасём вас. Не надо паники. Мы возьмем несколько человек, а вечером придём за остальными.
Сколько могли, взяли. Остальных успокоили, что корабль сразу не утонет, он продержится ещё суток двое.
Канул катер. Ни вечером, ни ночью его не было. Оба Василия ходят по кораблю, ищут, на чем переплыть на берег. Так наверху и заснули, утомленные.
Рано утром Солозобова толкает по ноге солдат и показывает - вставайте! Все проснулись. У накрененной части корабля стояли катер и несколько барж. Даже не верилось.
Всех погрузили.
Финский солдат вынимал из своей сумки и чем-то угощал пленных. Все в недоумении: брать – не брать. Оказывается, он угощал коржами. Люди почувствовали человеческое отношение.
