Первую мировую войну современники называли Большой, Второй Отечественной, Великой. И она действительно была таковой как по масштабам боевых действий и политических потрясений, так и по числу унесенных, исковерканных жизней.
За 1568 дней и ночей безумной мировой бойни (28 июля 1914 г. - 11 ноября 1918 г.) погибло более 10 миллионов солдат и 12 миллионов мирных жителей. Около 55 миллионов человек было ранено. В войну было втянуто 38 государств с общей численностью населения более миллиарда человек.
Стертые кровавым ластиком, с карты мира исчезли четыре могучие империи: Российская, Австро-Венгерская, Германская и Османская…
Это было век назад…
Рассматриваемая союзниками по Антанте как главный поставщик «пушечного мяса», Россия в Первой мировой понесла самые большие потери – 9 миллионов 347 тысяч человек убитыми, ранеными и попавшими в плен. Число последних также выражалось чудовищной цифрой - 2,4 миллиона человек.
Пораженная горячкой революций и Гражданской войны, переболевшая «тифом» разрухи и «корью» большевистского переворота, великая страна, окрестив великую трагедию безликим, идеологически выдержанным словом «империалистическая», забыла своих сынов, вычеркнула героев из памяти. А ведь сражались и гибли на фронтах в основном вовсе не буржуи, а простые крестьяне и рабочие – наши с вами пра- и прапрадеды, которых лишили не просто наград (заслуженные кровью георгиевские кресты стыдливо прятали или уничтожали), а памяти.
Из Великой война превратилась в Забытую. И забыли мы не просто события. Мы забыли имена своих предков – убитых, отравленных ипритом, раненых, сгинувших в плену и просто хлебнувших лиха в окопах.
Вот один яркий пример… О Первой мировой в районе напоминает лишь очень скромный памятный знак, установленный стараниями краеведа Николая Климова в деревне Солонцовка. На нем собранные по крупицам имена односельчан, павших в годы Первой мировой и Гражданской войн – наверняка далеко не все!
…Стыдно, но только недавно узнал, что прадед мой, Федор Григорьевич Разоренов, трудившийся в совхозе «Сампурский» садоводом, прошел сквозь дым и пепел той далекой войны. Дважды георгиевский кавалер, он пережил австрийский или германский плен, унижение (награды то ли отняли, то ли приказали выбросить) и обиду за… За забвение!
Это небольшое исследование – дань его памяти и памяти всех солдат Забытой войны...
Каждый седьмой
Первые недели боев были отмечены даже случаями благородного отношения к пленному врагу. Так, 13 августа 1914 года 26-й пехотный Могилевский полк во время наступления в Галиции освободил некоторое количество русских солдат, ранее захваченных австрийцами, и те рассказали, что австрийцы выдавали им даже теплые одеяла из госпиталя.
Но очень скоро, когда выяснилось, что не хватает не только одеял, но и многих других необходимых в быту вещей, причем уже для своих солдат, отношение к пленным изменилось.
В более-менее сносных условиях в Германии, как правило, в крепостях (самые знаменитые - Ингольштадт, Кенигштайн), содержались лишь пленные офицеры. Солдат же размещали в лучшем случае, и то поначалу, в пустующих казармах, а чаще - в землянках, которые они сами для себя рыли в полях и лесах. Лишь к середине войны в Германии были сооружены какие-то подобия бараков.
Для попавших в плен русских солдат именно начальный период войны оказался самым трудным. С одной стороны, немцы и австрийцы еще не были так озлоблены ужасами войны - Германию еще не охватил продовольственный кризис. А с другой еще не была выстроена логистика снабжения и медицинского обслуживания для сотен тысяч дополнительных едоков - даже хотя бы по самым скудным пайкам.
Зимой 1914-1915 годов среди пленных в Германии прокатилась ужасная эпидемия тифа, способы борьбы с который немецкие врачи представляли себе весьма смутно. В Германии давно почти не болели этой болезнью, и у местных врачей просто не хватало опыта. Иногда у них не выдерживали нервы: пленные умирали словно мухи - сотнями в день, и некоторые медики просто сбегали от этого ужаса. Еще хуже была судьба русских солдат, очутившихся в турецком плену (к счастью, таких было немного, поскольку на Кавказском фронте русская армия действовала по большей части успешно), - о подавляющем большинстве вообще осталось ничего не известно.
Позорный или почетный?
Усугубляло моральное и физическое положение русских пленных и отношение к ним своего командования. На самом деле не Сталин придумал тезис о том, что «все пленные - предатели». Примерно такое же отношение к ним доминировало в Генштабе и в Первую мировую. Хотя оно было и не столь радикальным: если солдат попадал в плен, будучи раненым, в бессознательном состоянии или даже просто в безвыходном положении, а потом еще и сумел из плена бежать - к такому относились с пониманием.
Вместе с тем уже в начале войны русским руководством было принято принципиальное решение - не отправлять в Германию продовольствие для пленных, как это начали практиковать западноевропейские правительства.
Не смогла изменить это решение и информация о том, что больше половины наших солдат и офицеров попали в плен, оказавшись в безвыходной ситуации - либо будучи ранеными или контуженными, либо в составе взводов, рот и целых полков, находясь в полном окружении, без боеприпасов, расстреливаемые артиллерией германцев.
В таких случаях часто белый флаг выбрасывался по прямым приказам офицеров, которые понимали свою ответственность за жизнь подчиненных.
К таким пленным у командования, как правило, претензий не было, а уж если кто бежал из плена и возвращался в строй, мог считаться настоящим героем. Среди таких беглецов, некоторым из которых удавалось добраться до родины лишь с четвертой-пятой попытки, пройдя жестокие испытания, было довольно много известных деятелей, таких, например, как генерал Лавр Корнилов и ставший потом маршалом Советского Союза Михаил Тухачевский. В одной из немецких крепостей вместе с ним в плену находился будущий президент Франции Шарль де Голль.
В апреле 1915 года в России было принято постановление, предписывающее лишать продовольственного довольствия за мобилизованного кормильца семьи добровольно сдавшихся врагу и дезертиров. Военное командование рассылало списки «предателей» губернаторам, а на местах происходила их огласка и предание публичному позору.
Из-за традиционной российской неразберихи в число таких лиц нередко попадали и без вести пропавшие, среди которых было много погибших «за веру, царя и отечество».
Чуть позже был издан приказ: расстреливать на месте каждого, кто побежит к врагу с поднятыми руками, а в ноябре 1915 года в русской армии стали появляться первые подобия печально известных заградотрядов.
Словно скот на убой
В июне 1915 года чрезвычайная следственная комиссия опубликовала отчет, подготовленный на основе показаний русских солдат, сумевших бежать из немецкого или австрийского плена. В нем приводились такие факты:
«У взятых в плен германские солдаты и даже офицеры обыкновенно отбирали шинели, сапоги и все ценное, вплоть до нательных крестов... В продолжение похода, длившегося иногда несколько суток, пленным не выдавалось никакой пищи, и они были вынуждены питаться сырым картофелем, брюквою и морковью, вырывая овощи из полей, мимо которых проходили, подвергаясь за это ударам со стороны конвоиров. Старший унтер-офицер Сибирского полка Рафаил Кочуровский был свидетелем, как германский солдат выстрелом из винтовки наповал убил пленного за то, что последний, выйдя из строя, бросился подымать валявшуюся на дороге полусгнившую брюкву...
...Пленных везли в предназначенных для перевозки скота вагонах, грязных, вонючих, пол которых был покрыт густым слоем навоза. В такой вагон помещали от 80 до 90 пленных. Переполнение вызывало такую тесноту, что сесть или лечь не было никакой возможности. Они в течение всего пути вынуждены были стоять, поддерживая друг друга. Перед отправлением поезда вагон наглухо запирался, и естественную надобность отправляли тут же в вагоне, пользуясь для этого фуражками, которые затем выбрасывались через маленькое оконце, служившее вместе с тем и единственной вентиляцией. Воздух в вагоне, по единогласному показанию всех вернувшихся на родину пленных, был ужасен. Люди задыхались, впадали в обморочное состояние, многие умирали.
Очистка выгребных ям и отхожих мест в лагере лежала на исключительной обязанности русских. Пленных, партиями в несколько сот человек, заставляли рыть канавы для осушки болот, рубить лес, носить на себе бревна, копать окопы и т.п.
При исполнении полевых работ пленных, при помощи особых приспособлений, по 14-16 человек запрягали в плуги и бороны, и они целыми днями, заменяя рабочий скот, вспахивали и уравнивали поля. Рядовой Ивангородского полка Петр Лопухов со слезами на глазах рассказывал, как его вместе с другими пленными запрягли в плуг, а шедший за ним немец подгонял длинным ременным бичом...
Усталого, присевшего отдохнуть пленного немецкий конвоир вновь подымал на работу ударами палки, приклада и нередко штыка. Не желавших исполнить ту или другую работу избивали до потери сознания, а иногда и насмерть.
Рядовой 23-го пехотного полка Антон Снотальский был очевидцем того, как в лагере Шнейдемюлле германский солдат выстрелом из ружья наповал убил пленного, который от слабости не мог идти на работу.
Не говоря о резиновых палках, хлыстах из жил и нагайках, которыми в изобилии снабжены были наблюдавшие за пленными германские фельдфебели, унтер-офицеры и солдаты, в лагерях применялся целый ряд жестоких наказаний, налагаемых за самые ничтожные проступки, а иногда и без всяких оснований. Пленных на весьма продолжительные сроки лишали горячей пищи; заставляли по нескольку часов подряд стоять с поднятыми вверх руками, в каждую из которых вкладывали по 4-5 кирпичей; ставили голыми коленями на битый кирпич, принуждали бесцельно, до полного истощения сил, таскать тяжести вокруг барака и т. п., но излюбленными и наиболее часто применяемыми были наказания, напоминающие средневековую пытку.
Провинившегося привязывали - за стянутые за спиной руки - к вбитому в землю столбу настолько высоко, что ноги едва касались земли. В таком положении подвешенного оставляли в течение двух, трех и даже четырех часов; минут через 20-25 кровь приливала к голове, начиналось обильное кровотечение из носа, рта и ушей, несчастный постепенно ослабевал, терял сознание…»
Из общего числа находившихся в плену русских военнослужащих умерло 6 процентов - среди них всего 294 офицера.
Самым же опасным моментом для попадающего в плен был именно момент захвата. Немецкий командир 33-го эрзац-батальона 21 августа 1914 года писал супруге: «Мои люди были настолько озлоблены, что не давали пощады, ибо русские нередко показывают вид, что сдаются, поднимают руки кверху, а если приблизишься к ним, они опять поднимают ружья и стреляют, а в результате - большие потери».
